— Пойду прослежу, чтобы она не взорвала его машину, — говорит она и спешит за Анжелой.
В это время Уэйд Престон поворачивается к своей свите.
— Дело сделано, друзья мои. Когда бежит защита, нападения не будет.
Они с Беном Бенджамином уходят, продолжая переговариваться приглушенным шепотом. Они оставляют на столе кипу книг, которые появляются каждый раз вместе с Уэйдом Престоном… и Макса, который сидит, обхватив голову руками.
Я встаю, за мной встает и Макс. В зале еще секретарь, пара судебных приставов, но в это мгновение все исчезают, кажется, что только мы одни. Я замечаю седину в его щетине. Глаза по цвету похожи на синяки.
— Зои… За это… Прости. Мне очень жаль.
Я пытаюсь вспомнить, что сказал Макс, когда умер наш сын. Возможно, из-за успокоительных, возможно, потому что я была сама не своя, но я не могу вспомнить ни слова утешения. На самом деле я не могу вспомнить ни одного конкретного слова из тех, которые он мне говорил, говорил ли он вообще «Я люблю тебя». Как будто все разговоры из нашего прошлого ссохлись, превратившись в древнюю реликвию, которая рассыпается в прах, если подходишь слишком близко.
— Знаешь, Макс, — отвечаю я, — я очень в этом сомневаюсь.
На следующие два занятия музыкальной терапии Люси опять опаздывает, просиживает их, не обращая на меня внимания, и уходит. На третьем я решаю, что с меня довольно. Мы сегодня располагаемся в математическом классе, доска исписана символами, от которых у меня начинает кружиться голова и немного подташнивает. Когда Люси приходит, я, как обычно, интересуюсь, как прошел ее день, и, как обычно, она отвечает молчанием. Но на этот раз я беру гитару и играю композицию «Эйр сэпплай» «Все из-за любви».
На бис следует исполнение Селин Дион «Мое сердце будет биться».
Я играю все, что, по моему мнению, либо погрузит Люси в диабетическую кому, либо заставит ее вырвать у меня из рук инструмент. Сейчас даже такая реакция казалась бы успехом. Но Люси непоколебима.
— Прости, — в конце концов говорю я, — но ты не оставляешь мне выбора, я достаю тяжелую артиллерию.
Я зачехляю гитару, а вместо нее беру укулеле[21] и начинаю исполнять лейтмотив фильма «Барни и его друзья».
Первые три куплета Люси меня игнорирует, но в конце концов молниеносным движением хватается за гриф укулеле и зажимает струны, чтобы я не могла играть.
— Просто оставьте меня в покое! — кричит она. — Вы же этого хотите!
— Если ты сама за меня решаешь, я поступлю так же, — отвечаю я. — Я понимаю, что ты делаешь, и знаю почему. Я вижу, что ты злишься.
— Благодарю, капитан Очевидность, — бормочет Люси.
— Но ты злишься не на меня. Ты злишься на себя. Потому что, несмотря ни на что, вопреки твоей уверенности, что ты возненавидишь наши встречи и посещение сеансов музыкальной терапии, они стали давать результаты. И тебе нравится их посещать. — Я кладу укулеле на парту и пристально смотрю на Люси. — Тебе нравится быть рядом со мной.
Она поднимает глаза. Ее взгляд настолько открыт и безоружен, что на мгновение я забываю, о чем говорила.
— И как ты поступаешь? Ты разрушаешь здоровые отношения, которые мы построили, потому что тогда ты сможешь сказать себе, что была права. Что все — полная чушь. И никогда не давала результата. И не имеет значения, как ты себя ведешь, как объясняешь причины нашей ссоры. Ты разрушила единственное хорошее, что у тебя было, лишь потому, что если ты разрушишь это сама, то позже не придется разочаровываться.
Люси резко вскакивает с места. Кулаки сжаты, рот похож на бледно-красную прорезь.
— Почему вы не понимаете простых намеков? Почему вы, черт возьми, все еще здесь?
— Потому что, что бы ты ни сказала, как бы себя ни повела, меня не прогонишь, Люси. Я тебя не оставлю.
Она замирает.
— Никогда?
Слово подобно закаленному стеклу, разбитому и исполненному красоты.
Я знаю, как ей тяжело раскрыться, оголить ранимую душу, скрытую под твердым панцирем. Поэтому я даю обещание. И не удивляюсь хлынувшим слезам, когда она падает мне на грудь. Я поступаю так, как на моем месте поступил бы любой человек. Обнимаю Люси, пока она не успокаивается.
Звенит звонок, но Люси не собирается идти на занятия. Мне приходит в голову, что, вероятно, кому- нибудь может понадобиться этот класс, но когда входит учительница, у которой закончился перерыв, то видит сидящую за партой Люси, которая уронила голову на парту, а я легонько поглаживаю ее по спине. Мы смотрим друг другу в глаза, и учительница выскальзывает за дверь.
— Зои! — Голос у Люси тягучий и бархатистый, как будто она выписывает круги под водой. — Обещаете?
— Уже пообещала.
— Что больше никогда не будете играть «Барни».
Она отводит глаза. Они покраснели и припухли, из носа течет, но губы ее улыбаются. «Я вернула на ее лицо улыбку», — думаю я.
Я делаю вид, что обдумываю ее требование.
— Ты ставишь почти невыполнимое условие, — шучу я.
Фонограмма 1 «Ты дома» Фонограмма 2 «Дом на улице Надежды» Фонограмма 3 «Бегущая от любви» Фонограмма 4 «Последняя» Фонограмма 5 «Выходи за меня замуж» Фонограмма 6 «Вера» Фонограмма 7 «Русалка» • Фонограмма 8 «Обычная жизнь» Фонограмма 9 «Там, где ты» Фонограмма 10 «Песня Самми»
Макс
Ничто так не сплачивает церковь, как трудности. Покажите прихожанам умирающего родственника, ребенка, который должен перенести операцию, — и каждый тут же внесет свою лепту. На пороге вашего дома будут стоять кастрюльки с запеканками, а ваше имя окажется в списках тех, за кого будут молиться. В вашем доме появятся женщины, готовые помочь с уборкой или присмотреть за детьми. И человек понимает: какие бы адские испытания ему ни выпали, он не один.
Уже несколько недель за меня молились все прихожане церкви Вечной Славы, поэтому к тому времени, когда я пойду в суд, Господь уже будет по горло сыт молитвами по меньшей мере сотни прихожан. Сегодня я сижу в школьном актовом зале, пастор Клайв начинает свою проповедь.
Дети прихожан в соседнем кабинете рисования наклеивают изображения животных на растиражированные копии ковчега. Мне об этом известно, потому что вчера вечером я помогал Лидди рисовать жирафов и бегемотов, белок и муравьедов, чтобы дети их раскрасили и вырезали во время занятий в воскресной школе. И очень хорошо, что сейчас их нет здесь, потому что пастор Клайв говорит о сексе.
— Братья и сестры, — начинает он, — хочу задать вам один вопрос. Вам известно, что некоторые вещи, похоже, всегда рядом? Упоминаешь одно и автоматически думаешь о втором, естественном его дополнении. Например, соль и перец. Арахисовое масло и желе. Рок-н-ролл. Объятия и поцелуи. Если же получаешь только что-то одно, то кажется, будто сидишь на колченогом стуле, верно? Ощущаешь некую
