большом количестве растет ягель и цетралит — основной корм северных оленей. Реки, речушки и болотные озерца уже сковало льдом, земля припудрилась снегом, и солнце все реже и реже стало появляться на горизонте. В общем, наступила долгая и холодная зима, хотя на календаре был только октябрь. Старший сержант Сердюченко с нетерпением ожидал приказ на увольнение. На дежурство ходил, давно закончил «дембельский» альбом, приготовлено обмундирование, вырезан из газеты «Красная Звезда» приказ Министра обороны и теперь остановка только за кодограммой из Магадана. Собственно, для увольнения старшего сержанта многого не надо, но как назло задерживаются документы на майора Сердюченко Якова Ивановича, а они договорились ехать вместе.
В середине сентября майор получил еще одно радостное сообщение оттуда, откуда никогда и не предполагал, — от своего сына из Благовещенского военного училища.
От Володи приходили короткие, без лишних эмоций письма и обычно помещались на одном тетрадном листке. А тут вдруг толстое, на нескольких листах письмо!
Надежда Павловна и Людмила уже жили в Сибири, все у них было нормально, ждали, как они писали, «мужчин». А мужчины задерживались. И вот, получив это «толстое» письмо от сына, Яков Иванович привез его на сопку, чтобы показать Ивану.
— Вот, пожалуйста, еще один сюрприз, — сказал майор, протягивая письмо старшему сержанту.
Иван развернул первый двойной тетрадный лист. Вначале Володя писал о приеме присяги, что Ивана мало интересовало, а вот дальше он прочел: «Отец, могу тебя обрадовать. Совершенно случайно я нашел «кучу» наших родственников, и где бы ты думал? — На Смоленщине. Я тебе писал о том, что подружился с одним парнем, мы очень похожи друг на друга, его зовут Сережа, а фамилия такая же как у нас. Никогда бы не подумал, что он мне родственник, да еще какой!»
Дальше шло описание встречи с участницей войны и ее приемным сыном, которые приехали на присягу к Сергею Сердюченко. «Вначале, — пишет Вова, — я только и заметил, что она как-то с интересом смотрела на меня, но когда ко мне за стол сел мужчина лет тридцати и спросил фамилию, все и выяснилось. Оказалось, что солдат, который погиб возле дома этой женщины, был Сергей Иванович Сердюченко 1915 года рождения, поэтому это и радость и горе. Горе потому, что ваш родной брат погиб, а радость — то, что в Смоленской области живет множество людей с фамилией Сердюченко, потомков вашего брата, а моего дяди. У него было три сына и дочь. И даже есть данные о вашем отце Сердюченко Иване Тихоновиче 1895 года рождения, и матери, моей бабушки Сердюченко Анне Семеновне, погибших в 1937 году в Смоленской области от рук бандитов».
Дальше шли адреса родственников.
— Ну, дела! — сказал Иван, возвращая письмо. — И что теперь?
— А теперь напишу Виктору, а потом надо на Смоленщину съездить, мы с ним не знаем даже, где наша родина, — так напуганы наши родственники, что столько лет не давали о себе знать. А ведь родители наши, по рассказам, имели всего две коровы, несколько овец да коз на огромную семью.
Прошло чуть меньше месяца, и вот сегодня, когда Иван нес дежурство, зазвонил телефон.
— Слушаю, дежурный механик старший сержант Сердюченко!
— Вот ты-то мне и нужен! — весело кричал кто-то в трубку. — Это сержант Долгов, помнишь такого?
— Конечно, а ты где?
— Я-то дежурный по штабу в Магадане.
— Да я знаю, что в Магадане; дембель скоро?
— На тебя приказ есть, сам читал. Слушай, а что, у вас там еще один Сердюченко есть?
— К счастью, есть! — весело крикнул Иван.
— Почему «к счастью?»
— Он мой дядя.
— Ого, тогда двойная радость — и на него пошла бумага к вам в часть, так что ждите, можешь его обрадовать, я сам отвозил пакеты в аэропорт, а погода сейчас — красота. Счастливо тебе!
— Спасибо, Поташонок!
— Не забыл?
— Разве учебку забыть можно, счастливого тебе дембеля!
В трубке раздался сердитый голос: «Освободите канал, служебное сообщение». Иван положил трубку.
Была ночь по времени и ночь наяву — около двадцати трех часов по местному камчатскому. Иван думал — звонить или не звонить Якову Ивановичу, и решил сообщить ему радостную весть утром. А сам, надев длиннющую черную шубу и шапку, радостно-счастливый вышел из радиорубки. Удивительно, но на улице было тихо. Совершенно белая и круглая луна висела на западной стороне неба, прямо над сопкой. Было не по-ночному светло, и звезды, такие яркие и большие, которыми усыпано все небо, казались вроде бы лишними при этом почти дневном освещении. Иван отыскал созвездие Большой Медведицы и, растопырив два пальца, стал считать пять размеров, чтобы найти Полярную звезду. «А, вот ты где спряталась», — подумал он, найдя тускло мерцающую Полярную. Стал лицом в ее сторону и, отыскав юго- запад, с улыбкой посмотрел в сторону еле заметных вершин занесенных снегом сопок. «Вот и пришло мое время, — подумал сержант. — Что ждет меня там, на далекой родине?»
А ждала его жизнь со всеми ее неожиданностями, которых до сих пор Сердюченко Ивана Викторовича было предостаточно, а сколько их будет у Исаева Ивана Егоровича, юноша еще не знал, как не знал он даже того, что будет с ним в самом ближайшем будущем. «Все от воли Господа», — говорили старики, и они были правы. Редко у какого человека получится так, как он задумал, и если он очень старается и его мечты и стремления сбываются, значит, судьба его идет по воле Божьей, а сам он в милости Господа; значит, душа у этого человека хорошая и сам он — воплощение Господне. Так сказали бы старые люди. Но мы-то знаем, что с Иваном случались самые различные неожиданности, такие, о которых он и не предполагал. И были они и приятные, и радостные, и страшные, и жестокие.
А сейчас душа его ликовала! Еще бы! Через какую-то неделю умчит его самолет на большую землю и у него начинается другая, Иван так почему-то думает, — радостная жизнь. Заканчивался 1967 год.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
И кто из студентов не вспоминает те дни, недели и месяцы, когда они, сформировавшись во всевозможные отряды, группы, бригады, уезжали в колхозы и совхозы на уборку урожая, строительные и другие работы.
Песни, шутки, ночные дискотеки, объяснения в любви, скоротечные романы… Свобода! И хотя в любых отрядах были преподаватели и даже, командиры и комиссары, все же это было не слишком большим препятствием для свиданий под луной, а как бывало часто — и до утренних петухов.
Отряд, где оказалась вместе со всеми однокурсниками Оксана, остановился недалеко от села Лысогорка на одном из полевых станов. Этот стан специально оборудован для приема студентов, и отвечал всем требованиям местной санитарной станции. Тут была даже баня с душевой, отдельные места для стирки, туалеты, умывальники, спальные помещения и даже бетонированная танцплощадка. По утрам за студентами приезжали грузовики и увозили их на работы, которые были самыми разнообразными: отвоз зерна от комбайнов, отправка высушенных, очищенных золотистых семян на элеватор, работа на токах, сбор и скирдование соломы, а ближе к осени — уборка овощей и фруктов. Работы в любом колхозе в страдное время хоть отбавляй, а если учесть, что в селе людей осталось мало, а посевные площади были в старых пределах, становится понятно, почему председатели колхозов и совхозов всеми правдами и неправдами накануне весны, а то даже еще зимой, ездят по учебным заведениям и выбивают «рабсилу», заключая договоры на не кабальных для студентов условиях. Лишь ректорат и преподаватели оставались довольными. А студенты? Студенты привыкли работать бесплатно, лишь бы хорошо кормили да давали повеселиться. Так было и на этот раз. Учащиеся второго курса Ростовского медицинского института стояли лагерем уже третий месяц на полевом стане. Первые осенние месяцы были на редкость теплыми и сухими. Сельские жители уже поговаривали о том, что если к концу сентября не пойдет дождь, то озимые погибнут, потому что сейчас, в сентябре, они только-только дали ростки. Поля стояли пустынными, и ветер, который теперь особенно раздражал селян, иногда гнал над пахотой черную поземку. Но студентов домой не
