А в это время Виктор Иванович и Анастасия Макаровна сидели в кабинете начальника районного отделения милиции и слушали седого пожилого майора, который, листая бумаги, изредка строго смотрел на них через большие в роговой оправе очки.
— Ну и накрутили вы, — говорил он хриплым басом, — почитай, больше месяца разбираюсь, еле разобрался. — И он, раскладывая по порядку бумаги, продолжал: — Исаев Егор Иванович числился без вести пропавшим и ни в каком розыске не находится и не находился. Жена его Варвара также числится без вести пропавшей, а вот насчет ребенка нашлись свидетели на станции Гуково, которые подтверждают, что мать умерла после родов, а куда потом девался сам ребенок, никто не знает. Так что можно предположить, что все, что вы тут написали, правда. Только не пойму, зачем это? А потом, захочет ли сам Иван менять фамилию? Ведь заявления от него пока нет.
— Да мы в заявлении и пишем, что наследство ему оставлено, а как же он его получит под другой фамилией? — спросил Виктор.
— Подумаешь, наследство! — усмехнулся майор. — Какой-то дом в Крыму. Может, тот дом путного слова не стоит?
— Откуда ж мы знаем, — вмешалась Настя, — может, стоит, а может, не стоит, но мы должны это сделать, не молодые ведь.
— Ух, ты, старуха объявилась! — вдруг весело сказал майор. — Ты гляди, Виктор Иванович, жена-то твоя видать неспроста в старухи спешит?
Обстановка разрядилась. Решили все документы оформить, а когда приедет из армии Иван, то пусть сам и решает, как быть. Человек он взрослый.
— Бедный Егор! — говорил Виктор, когда они с Настей ехали на «тойоте» к себе в деревню. — Столько лет мучений, а его никто и не искал!
— Кто же знал, — с грустью сказала Настя. — Времена-то какие были…
Стоял август. Ясный солнечный день уже клонился к вечеру, но жара не спадала. Ни ветерка, и пыль от колес автомобиля, поднимавшаяся темно-серым густым облаком, долго стояла над проселочной дорогой, окутывая придорожные деревья и кустарники.
— Ну и жара, — обливаясь потом, говорила Настя, — надо уже и сено перевозить, а то вдруг дождь зарядит.
— Теперь уберем, вот завтра же и пойдем. Был бы Иван — в один день справились бы.
— Да, Ваня, Ваня, сердце мое чует, вот как тогда зимой я места не находила, так и сейчас: уедет он от нас, — почти со слезами сказала Настя.
— Вот взбрело в голову: «чует», «чует», а что тогда зимой учуяло? Наоборот, Яков объявился. Вот если бы еще и Сергей с младшей сестренкой нашей нашелся, вот было бы дело!
— А как звать сестру-то было?
— Феня говорила, что Рая, но я сейчас уже и сомневаюсь — сколько лет прошло.
— А кто же искал их? — с укором сказала Настя.
— Так тогда и искать было невозможно, еле ноги сами унесли, спасибо Фене… А потом война, не до того было.
Въехали во двор. На пороге дома стояла Феня и, улыбаясь, трясла листки бумаги.
— Что это? — спросила Настя.
— Гости к вам едут, — ответила Феня. И прочитала: «Вылетаем двенадцатого Петропавловска- Камчатского. Надя, Люда.»
— Ну что, схлопотала? — съязвил Виктор. — А то — «чует», «чует»!
— Мы навели справки, есть официальные документы, подтверждающие факты, указанные в вашем заявлении, — говорил капитан милиции сидевшей рядом Рите Ивановне. — А в отношении вашей дочери есть неувязки.
— Какие неувязки?
— А то, что вы жили с неким Хоптенко Иваном Васильевичем три года спустя после рождения вашей дочери, а вы ей отчество установили Ивановна еще в год ее рождения. Тут что-то не все ясно.
— А может, мы знакомы с Иваном Васильевичем еще до женитьбы? Может такое быть?
— Может, но в данном случае не может, потому как Иван Васильевич был офицер и служил в это время в Германии, а уволился по болезни и вернулся в село Кумшатское только в 1950 году, — сказал капитан, с укором посмотрев на Риту Ивановну.
— Ладно, это совсем другой разговор, мы решаем сейчас вопрос относительно Сердюченко Ивана Викторовича, и я хочу доказать, что он Исаев Иван Егорович. А моя дочь — это уже мои проблемы, — почти зло ответила Рита.
— Ваши-то ваши, но может наступить такой момент, когда кто-то будет настаивать на возвращении законного отчества, — сказал капитан.
— В данном случае никто не будет. Иван Васильевич, к несчастью, давно умер, хотя при жизни он был очень доволен, что у Оксаны его отчество, а девочка хорошо помнит своего отца и знает, что его звали Иваном, зачем ее травмировать и объяснять то, что не требует объяснения.
— В таком случае остальное все в норме. Но возвратить парню законную фамилию может только суд, так что я свое дело сделал, бумаги могу вам выдать, а там решайте сами.
— Так и решим. Где расписаться? — спросила Рита Ивановна, вставая.
— Вот тут, и тут, и тут, — показал капитан.
— Ого, как много росписей! — удивилась Рита.
— А как вы думали! Тут все основательно сделано, чтобы потом никаких претензий.
Рита Ивановна сложила документы к себе в портфель и, попрощавшись, вышла из милиции.
«Какая кому разница — Ивановна она или Егоровна? — думала Рита. — Не хватало еще, чтобы и у дочери возникли какие-нибудь проблемы, нет уж, хватит». Так, твердо решив этот вопрос, она уже подходила к своему дому, как вдруг ей навстречу вышла Оксана с каким-то высоким симпатичным молодым человеком. Дочь писала, что по дороге в колхоз заедет на несколько дней домой, но когда, точно не знала, и вот она здесь, да еще не одна.
— Ну, здравствуй, — обняла дочь Рита.
— Мама, познакомься, это Олег, мы вместе учимся.
Парень пожал руку, сказав: «Очень приятно». «Уж больно взрослый! — подумала Рита.
— Олег на четвертом курсе, а родом со станции Успенская, так что мы и заехали вместе.
— Да что вы, никто не удивляется. Пойдемте в дом!
— Мама, дело в том, что мы уже уезжаем. А дома мы были… — как-то виновато заговорила Оксана.
— Прямо так и уедешь? — уже серьезно спросила Рита Ивановна, обращаясь к дочери.
— Так надо, — ответила Оксана настойчиво.
— Да вы не волнуйтесь, — вмешался юноша, — мы тут недалеко работать будем, при первой же возможности приедем еще.
— Ну что ж, тогда счастливо вам, — сказала Рита Ивановна. А Оксана, поцеловав мать в щеку и взяв за руку Олега, пошла в сторону автовокзала.
«Может, так и лучше, — успокаивала себя Рита. — Само собой все и образуется! А то хоть и хороший парень Иван, но, по сути, он же родной брат Оксане. А вообще парень мне что-то не по душе».
Был сухой и знойный август. Ветер, выдувая и поднимая пыль и прочий мусор, нес все это по и без того грязным улицам поселка, забивал в щели заборов, в кустарники и темно-серым туманом висел над огородами. А на буграх и степных равнинах неслась настоящая пыльная буря, предвещая неурожайный год. Оттого на улицах было безлюдно и пустынно, даже животные попрятались и затаились. Только неистово шумели листвою запыленные акации и тополя. Тоскливо и однотонно выл ветер.
А в это время Вовка, сын майора Сердюченко, успешно сдав вступительные экзамены в высшее военное училище, прошел полуторамесячные сборы и в такой же августовский день готовился, как и весь новый набор, к приему воинской присяги. Оттренировано было все: от подхода к командиру роты и до постановки в строй. И вот в назначенное время, на площади у памятника погибшим землякам, начался
