— Нам сейчас этого не понять, но людей приговаривали к пожизненному заключению только за то, что они служили у белогвардейцев. А ведь Чубаровы, по крайней мере, трое, были царскими офицерами, — сказала Оля.
— Но один-то, Сергей, был повешен в Одессе за революционную работу!
— Но в живых остались еще два брата — Владимир и Иван, наверняка, у них были дети, семьи, во имя их блага, видимо, и пряталась эта тетрадь.
— Но куда, же подевались эти два брата? Помню, Софью Ивановна рассказывала, что ее отец, мать и муж исчезли примерно в одно и то же время, а вот еще об одном Чубарове — о Владимире, она ни разу не упомянула. А ведь именно Владимир и подарил моим дедушке и бабушке этот дом.
— Ту тетрадку надо читать и перечитывать много раз, чтобы во всем разобраться, — сказала Оля.
Зазвенел телефон. Иван взял трубку. «Ваня, это Попов, могу тебя обрадовать: твои родственники освобождены в связи с отсутствием преступления». — «Что-то непонятно — то обвинялись в убийстве, и вдруг освобождены». — «Милиционеры оказались липовыми, кроме одного, лейтенант даже пытался бежать из больницы, но был вовремя задержан. Сержант — вор и хулиган, которого давно разыскивала милиция, а вот выплыла еще одна личность. Подполковник Денисов Валентин Григорьевич, ваш сибиряк, не слыхал о таком?» — «По-моему, нет, а что с ним?» — «Темная личность, мой начальник особого отдела обещал разобраться. Так что жди твоих родственников скорее всего завтра». — «А может, мне за ними все-таки съездить?» — «Не надо, все будет хорошо, привет Оле!» — «Спасибо».
— Ну, все обошлось! — облегченно вздохнул Иван, положив трубку. — Завтра наши гости вернутся. Давай сделаем вид, что мы ничего не знаем — хватит ли у них духу умолчать о случившемся?
— Только Николая Николаевича надо предупредить! — поддержала его Оля.
— Это о чем меня надо предупреждать? — спросил дядя Коля со двора.
— Мы тут с Олей решили поиграть в игру: завтра вернутся наши гости — звонил мой командир, вот мы и хотим сделать вид, что ничего про их «подвиги» не знаем. Хватит ли у них духу не рассказывать нам?
— А что же все-таки было?
— Милиционеры оказались переодетыми бандитами.
— Ладно, согласен. Но я шел к вам по другому делу. Есть предположение, почему исчезли одновременно муж Софьи Ивановны, ее отец и мать.
— И почему же? — заинтересовались Иван и Оля.
— Категорически утверждать не буду, но предположение такое есть. Софья Ивановна говорила, что незадолго до начала войны отец с матерью надумали ехать в Сибирь и долго готовились к этому. Зачем они туда ехали? По-моему, чтобы разыскать место захоронения Ильи, которого сам Иван наспех и похоронил, да еще с какими-то ценностями, и довольно большими, так как в дневнике его есть такая запись: «Вместе с Ильей кануло и все наше состояние». Не в самом же брате Чубаровых было состояние? Видимо — в его вещах или в том, что захоронили с ним. А что захоронили? Может, отец с матерью и решили все вернуть?
— А как муж Софьи Ивановны оказался с ними?
— Вот тут есть вопрос. Софья Ивановна отзывалась о нем как о человеке-легенде. А чем же он был так знаменит? Я еще при жизни Софьи Ивановны пытался узнать о нем побольше, но так ничего и не узнал. Значит, легенда-то была запретная, мне даже кажется, что муж Софьи Ивановны запятнал себя чем-то страшным и мог сочетать в себе «нежность и ласку», как часто говорила Софья Ивановна, с «предельным мужеством и жестокостью». Однажды я посмотрел домовую книгу вашего дома и никакой записи о проживании мужа Софьи Ивановны не нашел. Может, его не существовало вообще, а старушка сама выдумала эту легендарную личность?
— Да нет же, был, его упоминал в своих рассказах даже внук Софьи Ивановны, полковник Кузнецов… Нет, был, был, потому что Владимир Иванович рассказывал, что он, будучи уже в Англии, вспомнил, как дед качал его на ноге и пел старинные русские песни.
— Тем более, — вставила фразу Оля, — эту тетрадь надо очень тщательно изучать! Только мне непонятно, почему они спрятали только тетрадь, неужели у них больше нечего было прятать?
— Ты хочешь сказать: что-то спрятано еще? — спросил Иван.
— И я думал об этом. Не могли Чубаровы вернуться из-за границы с пустыми руками! — сказал дядя Коля.
— Тогда такой шмон был, что захочешь жить — не возьмешь ничего, — мрачно сказал Иван. — А вообще-то что мы хлопочем? Нас это совсем не касается.
— Как сказать! Могут всплыть такие вещи, что и не придумаешь, — покачал головой дядя Коля. — Ладно, вон Нюрка почту несет. Оля, тащи сюда, тут и посмотрим.
Оля спустилась вниз, забрала газеты, журналы и письмо из Сибири для Ивана.
— Ваня, тебе письмо, — заулыбалась Оля, — а нам с вами, дядя Коля, газеты да журналы.
— Газет я не люблю — там одно вранье, а журналы давай, полистаем. Иван стал читать письмо. Его насторожили слова: «Отец твой велел мне сказать об этом только после твоей женитьбы, но ты все не женишься и не женишься, а мы все стареем и стареем, и может так случиться, что некому будет тебе рассказать правду. А есть одна вещь, принадлежащая тебе, очень дорогая, и надо, чтобы ты ее забрал». Потом идут описания Людмилиных «концертов», а в конце подписано: «Помнишь, когда приезжали японцы, судили некоего Денисова В.Г., так оказывается, он не был осужден, а живет и здравствует где-то у вас в Крыму, звал туда свою жену, давал телеграммы на Чулым…»
— Так вот кто Денисов! — взволновался Иван. — Надо позвонить полковнику Попову, и немедленно!.. Ну, шкура, теперь и я вспомнил: это он убил моего деда и бабушку. Вот гад!
— Ваня, успокойся! Ты что, какой Денисов? — подбежала к нему Оля. — Не горячись, надо все обдумать.
А через четыре дня Людмила вернулась. Так же скрытно, как и исчезла. Утром, чуть свет, поднялась Настя, включила свет в задней комнате, и хотела было закрыть открытую дверь в переднюю, как вдруг увидела спящую, как ни в чем не бывало, племянницу.
— Отец, — дергая Виктора за плечо, зашептала Настя, — посмотри — она там спит!
Виктор спросонья сразу не мог сообразить:
— Кто «она» и почему «спит»?
— Да Людмила наша спит в своей комнате!
— Ну и пусть себе спит, — сказал, наконец, внятно Виктор и повернулся на другой бок.
— А вообще-то что тут удивительного, пусть себе спит, — решила Настя и пошла к скоту. — Ох-ох- ох! — вздыхала она, привычно орудуя вилами. — Раньше-то ничего не чувствовала, а сейчас то тут, то там кольнет… Господи Иисусе, неужто и вправду придется к Ивану ехать? Ведь действительно, скоро не сможем мы работать, а на тридцатирублевой пенсии не протянешь — без скота да без птицы.
— Это с кем ты там разговариваешь? — услышала она рядом голос мужа.
— Вот антихрист, ты меня когда-нибудь до инфаркта доведешь — напугал как! — И Настя, распрямившись, с укором посмотрела на своего «верзилу». А тот стоял и улыбался.
— И чего бы я улыбалась?
— А чего мне не улыбаться! Ты только послушай, что мне сегодня снилось!
— И что же?
— Я так сладко тебя целовал да обнимал! — И Виктор, обняв Настю, решительно притянув к себе, поцеловал так, как когда-то в молодости.
— Ух, ты, задохнуться можно! Правда, говорят, седина в бороду, а бес в ребро.
— Да ладно тебе — «ребро»! Жена ты мне или нет?
— Ты только подумай, сколько нам лет-то?
— «Любви все возрасты покорны», — говорил поэт и это, выходит, так.
— Может, и так, — и Настя сама прижалась к голой волосатой груди Виктора.
— Ну вот, так бы давно, а то «сколько лет», «сколько лет»! Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует.
