Во дворе стояли улыбающиеся Николай Николаевич и Оля, а у их ног стояла сумка с огромным арбузом.
— Вот это арбуз! — удивился Иван.
— Командир не звонил? — спросил дядя Коля.
— Звонил.
— И что выяснилось? — поинтересовалась Оля.
— Пока ничего определенного.
— Жаль, папы нет: он бы вмиг все узнал. У него везде знакомые.
— Вы тут потолкуйте, а я пойду в туалет загляну…
Николай Николаевич ушел, а Иван с Олей занесли арбуз на веранду, вымыли и решили разрезать.
— Ваня, Ваня! — закричал вдруг Николай Николаевич. — Ты что тут — яму рыл?
— Рыл. Под туалет. Вы же знаете — старый переносить надо.
— Так тут торчит что-то железное! Может мина? Иди, посмотри!
— Ой, Ванечка, я боюсь! Может, правда, — мина? — запищала Оля.
— Не переживай. Откуда тут мина? Железка какая-нибудь, сейчас посмотрю.
И он сбежал вниз. Опустившись на колени, стал разгребать землю. Действительно, зачернел покрасневший от ржавчины металл. По мере удаления сухих крупинок перегноя все ясней и ясней вырисовывались очертания металлического ящика. Иван, взяв небольшую крепкую палочку, стал осторожно освобождать края ящика от песка и земли. Видимо, он вначале был засыпан песком, перегноем, и только потом — землей. Наконец, железная шкатулка была полностью освобождена. Иван наклонил ее в одну сторону, потом в другую и, подложив руки под нижнюю часть, поднял.
— Ого, смотри, она еще и на замке! — сказал дядя Коля. Действительно, на одной из ее сторон виднелось полностью забитое землей отверстие для ключа.
— Давайте отнесем ее на веранду, там, на столе удобнее, — предложила Оля.
Железную шкатулку очистили от земли.
— А я, между прочим, знаю, где от нее ключ, — сказал дядя Коля.
— Вы что — маг? — засмеялась Оля.
— Маг не маг, а знаю. Несколько раз Софья Ивановна показывала мне его. Он и сейчас висит в зале у двери на стене.
И дядя Коля ушел в комнату, а Иван несколько раз повернул шкатулку то на одну сторону, то на другую. Внутри ничего не гремело и даже не шуршало. Можно было подумать, что она совсем пустая.
— Вот, — и Николай Николаевич показал небольшой старинной работы ключ.
— На, Оля, открывай, — сказал дядя Коля, — ты самая безгрешная из нас.
Девочка взяла ключ и попробовала повернуть его вправо. Ничего не получилось. Тогда Иван взял ее руку в свою и, нажимая на ее пальцы, довольно легко повернул ключ. Внутри что-то скрипнуло и крышка чуть-чуть приоткрылась.
— Открывай, — сказал Оле Иван. Девочка открыла крышку. Внутри засерела клеенчатая бумага. Осторожно извлекли клеенку, в которой что-то было завернуто. Положили на стол и стали разворачивать. Показалась довольно толстая тетрадь, скрученная в трубку.
— Ты смотри, какая предосторожность, видно, вещь ценная, — сказала Оля.
Иван развернул тетрадь, которая очень хорошо сохранилась. На обложке крупным шрифтом было написано: «Семья Чубаровых», а внизу, видимо, позже, дописано: «История и дневники».
— Вот так ценность! — усмехнулся Иван. — Какая-то история…
— Не скажи, может, в ней-то и ценность, — сказал дядя Коля.
— Может, сразу и прочитаем? — предложила Оля.
— А чего же, давай! — ответил Иван.
— Вот так история; человек родился там, где пришлось жить нашему сыну. Надо Ивану и об этом написать. Как звать-то ее? — сказал Виктор, когда они вышли из почты.
— Старшая ее Зульфией называла. А что писать, небось, там никого и не осталось, кто бы ее помнил. Даже в лагере у нас были крымские татары — те вообще ни за что сидели, просто потому, что татары — и все.
— Да, было наломано дров немало! Вот мы с Яковом хотели было поехать в Смоленскую область, да все не соберемся, а теперь с этой Людмилой… Видать, и в этом году не соберемся, — говорил Виктор, медленно направляясь в сторону сиротливо стоявшей, уже посеревшей «тойоты».
— Вот ты хочешь в Крым навсегда уехать… А я увидела сейчас как плачет Зульфия, и поняла: не смогу я жить на чужбине. Она-то была еще девочкой, а я всю свою жизнь тут промаялась.
— Не знаю, никто нас еще и не звал, просто я чувствую, что время уходит, настанет такой день, когда и воды-то себе не принесешь, тогда что? Дом престарелых? А там каждый день гробы уносят. Сидеть и ждать, когда придет твоя очередь? Нет, это не по мне. Вот говорят же, что где-то в Америке есть служба такая: задумал человек умереть, звонит туда, приезжают, все оформляют юридически — кому что остается, потом дают человеку что-то выпить и — «бывай здоров» ты на том свете.
— Ну, ты, вообще под старость лет одурел! Люди по восемьдесят живут да таких разговоров не ведут, а тут каких-то шестьдесят стукнуло — и пошло-поехало… Давай, заводи свою «иномарку» да поехали — скотина, почитай, полдня некормленая.
И они, обдав пылью ближайшие дома, покатились в сторону большака, качаясь и подпрыгивая на ухабах, пока не скрылись за поворотом.
На пороге почты показались обе работницы. Они заперли двери и отправились на перерыв.
— Зря я у них ничего не расспросила, может, они, что знают о наших знакомых или родственниках, — говорила Зульфия.
— Письмо-то у нас, там и адрес есть, возьми да сама и напиши, глядишь, и ответят — везде же люди живут, — посоветовала старшая.
— Пожалуй, я так и сделаю, — решила Зульфия.
Огромный красивый арбуз так и лежал на столе неразрезанный, а Оля читала и читала все, что было написано в тетради.
— «Чигиринский заговор». Ты что-нибудь слышала об этом, Оля? — спросил Иван.
— Да нет, даже упоминания нигде не встречала, — ответила Оля виновато.
— И это отличники, да еще и медалисты! А я три класса окончил, а о Чигиринском заговоре слышал, — с усмешкой сказал Николай Николаевич. — Это было в Киевской губернии, там столько народу полегло…
— Вот так история! — сказал Иван. — Получается, что Чубаровых было три брата — Сергей, Иван и Владимир.
— Софья Ивановна говорила, что их было не три, а четыре брата, — сказал Николай Николаевич.
— Тогда где же четвертый и как его звали? — сказал Иван. — Слушайте, давайте все же съедим арбуз, а потом дочитаем.
— Вы ешьте, а я буду читать, — сказала Оля.
Иван принес нож, глубокую большую тарелку и начал разрезать арбуз.
— А вот вам и четвертый брат, — с радостью воскликнула девушка. — Слушайте, читаю: «Чубаров Илья Васильевич 1895 года рожденья, унтер-офицер, в 1919 году служил у Колчака, погиб в Сибири, погребен лично Иваном»… Дальше идут дневники.
— Ладно, потом дочитаем, давай навались на арбуз, — предложил Иван.
Николай Николаевич отказался от арбуза и попросил тетрадь и дневники.
— Вам, я вижу, неинтересно, а я дома спокойненько дочитаю до конца.
— Да, пожалуйста! Читайте на здоровье! — Оля с укором посмотрела на Ивана, но ничего не сказав, отдала тетрадь.
— Это же надо — такую ерунду прятать! — говорил Иван, поедая одну скибку арбуза за другой. — Не понимаю, что же там ценного?
