Леонидыч развернул промасленный сверток. Внутри отливал латунью стреловидный снарядик, длиной около полуметра и толщиной с два пальца. На одном конце снарядика были стальные крылышки, стянутые кольцом. На другом – заостренный трехгранный наконечник, выглядящий агрессивно.
– Это патрон для вашего ружья?
– Патрон! – презрительно фыркнул Леонидыч. – Это разрывной гарпун! Мы с Вовой воссоздали боеприпас, который в XIX веке навел шороху.
– Он пробьет шкуру фараончика?
– Он танковую броню пробьет. У Вовы золотые руки. Я к нему заехал после встречи с Горюновым. А потом еще съездил в деревню Павла Сергеевича, катер его осмотрел. Нашел кое-что, но об этом после.
Леонидыч взял из вощеной бумаги миниатюрную ракету и принялся объяснять:
– Вот здесь находится разрывной заряд. – Он растянул пальцы, показывая на среднюю часть гильзы. – Это по сути маленькая граната. После выстрела, когда головка ударится о шкуру зверя, сработает запал, который горит ровно семь секунд. Эта задержка позволит гарпуну войти в тело, а не взорваться снаружи. Ну а затем – ба-бах! – и рыбка всплывет пузиком кверху.
Митя взял снаряд у инспектора, оглядел с интересом.
– Какой тяжелый, – заметил он.
– Почти полтора кило. Вес необходим, чтобы пробить шкуру.
– Вы будете его испытывать?
Леонидыч вздохнул.
– Экспериментальные стрельбы предмет нужный. Однако то, что ты держишь в руках, пока весь наш боезапас. После Вова еще изготовит, но сейчас ему некогда – нувориши яхту на стапель загнали, нужно срочно оснастить по полной программе… Ты не волнуйся, Димка. Я тебе сказал: у Вовы золотые руки. Он такие фейерверки мастерит – закачаешься. Этот заряд взорвется как надо, я тебе гарантирую.
Митя еще раз оглядел латунное изделие.
– Семь секунд, – задумчиво повторил он.
Для прослушивания записи устроились в спальне, где ночевал Леонидыч.
– Кстати, – сказал инспектор, закрывая окно, – видел этих, о ком ты рассказывал.
– Кого? – не понял Митя.
– Сладкую парочку на большом джипе.
Митя вспомнил двух незнакомцев в кремовых рубашечках Ralph Lauren, которые терзали его вопросами о фараончике возле ресторана.
– Приехали сразу после криминалистов, – продолжал Леонидыч. – Побродили по берегу, покрутили харями и уехали. Думаю, те самые, про кого ты говорил.
– Кто они? Из какого ведомства?
– Без понятия. Горюнову корочки какие-то показали. Фэйсы, наверно.
– Они что-то знают, – задумчиво сказал Митя. – Они знают про фараончика. Когда они задавали вопросы, создалось впечатление, что они знают больше меня.
– Знали бы – не спрашивали… Ладно, шут с ними, давай включай.
Он сел на застеленную кровать. Митя положил айфон на тумбочку, устроился рядом на стуле. С двух сторон они окружили маленькую черную коробочку, хранившую голос убитой девушки.
Перед включением записи Митя замешкался: он вдруг понял, что не хочет ее слышать. Ему было страшно. Застыв над дисплеем, он долго мял и растирал пальцы. Леонидыч, не выдержав, подстегнул его грозным:
– Ну?!
Митя покорно тронул иконку.
Как и в первый раз, динамик изверг непонятные шумы, всхлипывание, вслед за которыми раздался тонкий голосок:
–
– Пещера, – отметил Леонидыч.
Митя слушал эти слова, думая о том, в каком состоянии они нашли девушку несколько часов назад. К горлу подкатил ком.
Митю охватило удушье. Сразу вспомнилось собственное утопление. Реалистично и ярко. Песня над рекой… чмоканье белья… и страшное чудовище внизу…
Она горько заплакала и долго не могла вернуться к рассказу. Микрофон безучастно записывал каждое рыдание и всхлипывание. В какой-то момент они превратились в булькающий кашель.
Леонидыч внимательно слушал каждый звук.
–
– У нее развивается отек легких, – наконец определил Леонидыч. – После утопления. У нас на судне помощник кока свалился за борт и наглотался воды – тоже так дохал. Судовой врач едва откачал…
Девочка высморкалась, затем продолжила:
Послышался шорох ног, скрип камушков. Движение.
–
– Давай, малышка, – подначивал Леонидыч, – соберись и дай нам ориентиры!
–
Из динамика действительно раздались звуки рвоты. Митя смущенно уставился в пол. У него не было сил слушать запись. Вскоре девочка укротила спазмы и поползла дальше. В течение нескольких минут из динамика раздавались шорохи и незначительные комментарии. Наконец они услышали:
–