как же он вам показался? Наверное, было трудно?
– Сейчас я читаю уже Тютчева, – ответил Кабаяси.
– А что читает ваш друг Фурусава?
Неуловимая запинка – и точнейшая ложь:
– Фурусава нравится ваш Чехов...
Соломин не счел нужным объяснять шпиону, что его напарник Фурусава давно закопан в камчатской земле. Повернувшись к Губницкому, он учтиво сказал:
– Извините, что я отвлекся. Мне было очень приятно встретить рядом с вами своего старого знакомого.
Губницкий слегка кивнул, будто одобряя. После чего протянул Соломину список его камчатских недоброжелателей:
– Всех этих лиц следует собрать вместе.
Поверх табеля стояла дата: 9 апреля 1904 года – это был горький для Соломина день, когда враги установили «научный» диагноз о его сумасшествии. Он ответил:
– Хорошо! Но Папу-Попадаки поищите в Чикаго. Расстригину пропоем вечную память, а господа Неякин и Трушин, в этом нет никакого сомнения, охотно подтвердят мою ненормальность...
Возникла пауза, напряженная для обоих. Имея немало причин для ненависти к Губницкому, Андрей Петрович все же не догадывался о подлинной роли предателя, потому и доложил с оттенком некоторой гордости:
– Камчатку можете поздравить. В этом году, даже при полном отсутствии морской погранохраны, нерест лосося прошел без грабежа со стороны. Американцы, надо полагать, не рискнули нарушить нейтралитет, а японских браконьеров Камчатка отбила с немалым для них уроном... В этом – большая заслуга всех местных жителей, особенно ополченцев!
– Заслуга ли? – ответил Губницкий. – Нейтралитет рыбных промыслов был одобрен на Международной рыбопромышленной выставке в Осаке. Здесь я могу сослаться на стародавний прецедент Крымской кампании, когда тоже была договоренность с противником не мешать рыбной ловле.
Вспомнив слова Исполатова, Соломин заглянул в глаза Губницкого (в глаза осьминога) и обнаружил, что в его зрачках действительно есть что-то приковывающее... Соломин возразил:
– Но ведь в период Крымской кампании англичане с французами не закидывали сетей в русских водах! Японцы же давно привыкли жить доходами с богатств русских морей.
Кабаяси тихо расставлял посуду. Соломин заметил, что для жалкой обстановки «Минеоллы» совсем не требуется стюард. Масса рыжих тараканов нахально падала с потолка прямо в тарелки, по отвороту пиджака Губницкого форсированным маршем передвигался раскормленный клоп, никак не думавший, что из благодати Сан-Франциско ему суждено переместиться в камчатскую холодрыгу. Андрей Петрович заодно уж осмотрел и себя – нет ли на нем какой-либо нечисти...
Губницкий достал какую-то бумажонку:
– Имею сообщение от господина Прозорова...
– ?
– Прозоров, – пояснил он, – председатель Санкт-Петербургской торговой биржи, ныне вступившей на паях в правление Камчатского акционерного общества. Здесь он пишет мне, что вы давно не в себе, творите неслыханные надругательства над жителями, совершенно их терроризировав, «вследствие чего Камчатское общество затрудняется исполнять свои задачи».
Это была уже цитата! Соломин спросил:
– А какие задачи у вашего почтенного общества?
Губницкий дал ответ крайне глубокомысленно:
– Нетрудно догадаться... Мы осваиваем Камчатку, как это всем известно, не ради прибылей. Мы стараемся привить ей хотя бы скромные зачатки цивилизации. Посильно привносим в эти дикие края культуру и основы благосостояния...
Соломин на дешевую демагогию не улавливался.
– Браво! – сказал он, с нарочитой издевкой хлопнув в ладоши. – И еще раз браво! Я счастлив, что ваши задачи совпадают с моими... Кстати, вы прибыли из такой цветущей страны, и надеюсь, что ваша «Минеолла» привезла детям Камчатки хотя бы ящик дешевых калифорнийских апельсинчиков.
– Здесь обожают репу, – ответил Губницкий, – а вкус апельсинов местным жителям так же непонятен, как мне противен вкус местной сараны или черемши. Камчатка сама по себе чрезвычайно богата внутренними ресурсами... О чем вы просите? Разве же барон Бригген не доставил вам провизию на «Редондо»?
– Он не сгрузил на пристань даже черствой горбушки, только навез сюда массу невозможных сплетен...
Андрей Петрович понял, что в беседе наступил кризис. Присутствие Кабаяси мешало ему, но он решил этим пренебречь.
– Ваши полномочия, – дерзко потребовал он.
Губницкий величавым жестом предъявил телеграмму Плеве, которая являлась и директивою к исполнению. Соломин прочел, что его велено с Камчатки устранить, а ополчение подвергнуть расформированию. Конечно, оспаривать резолюцию министра внутренних дел Соломин не решился (а мог бы!).
– Ваша карта бита, – сказал Губницкий с усмешкой.
Да, бита...
Разговор продолжили в канцелярии уездного правления.
– Каждому аз воздам, – повторил Губницкий, оглядывая скудную кривоногую мебелишку казенного присутствия. – Для меня ведь все люди одинаковы. Для меня важно лишь справедливое решение... А вам предстоит сдать дела.
В раздумье постояв у несгораемого шкафа, он велел:
– Откройте камчатскую казну.
Слава богу, ключ на этот раз быстро нашелся.
– Пожалуйста, – Соломин открыл дверцу сейфа.
Губницкий залез в него чуть ли не с головой.
– Сколько здесь?
– Сорок семь тысяч. С копейками.
– А почему здесь сорок семь тысяч?
– Вас смущает не круглая сумма? Так я и сам не знаю, почему тут сорок семь, а не сорок и не пятьдесят тысяч.
Губницкий, пересчитывая пачки ассигнаций, неожиданно извлек из сейфа спичку, уже обгорелую:
– Может, вы и окурки сюда складываете?
– Да нет, не складываем.
– Как же эта спичка сюда попала?
– А бес ее знает, – ответил Соломин.
Конечно же, он не причислял Губницкого к лучшей части человечества. Но и фантазии Соломина не хватило додуматься, что эти 47 000 казенных денег Губницкий уже заприходовал в графу своих прибылей, а для того, чтобы из сейфа они переместились в его чемодан, нужна сущая ерунда – японские крейсера!
Наконец-то он обнаружил в сейфе и бомбу.
– Не понимаю, зачем тут валяется эта штука?
– А куда девать? Не прятать же под подушку.
– Но и не хранить же ее с деньгами.
– Одно другому не мешает, – отозвался Соломин.
– Откуда она у вас, такая страшная?
– Откуда? – Соломин чуточку поразмыслил. – Представьте, принял вместе с камчатскими делами. Даже расписался, как в казенном имуществе. Об этом во Владивостоке знают. Так что вы уж, пожалуйста, не подведите меня.
