неизвестного к известному, самостоятельно находить новые закономерности и разрабатывать новые образы действий в непредвиденных случаях. В сущности, учить надо прежде всего способности к творчеству, используя факты и методы только как фундамент для такого – увы, пока почти недостижимого – обучения.
Всё перечисленное требует разработки качественно новых методов преподавания. Вышеупомянутое сочетание учебной и исследовательской работы – один из важнейших компонентов этих методов, но далеко не единственный. Весь комплекс проблем, связанных с такой разработкой, ещё долго будет предметом глубоких и разнообразных исследований.
Но ещё важнее – гармоничное сочетание образования с просвещением.
Человек может усвоить множество разнообразных знаний и навыков. Может даже научиться самостоятельному творчеству. Но это само по себе не сделает его ни восприимчивым к эмоциям (как выраженным в искусстве, так и встречающимся в реальной жизни), ни уживчивым и дружелюбным…
Культура не сводится к знанию и даже к творчеству. Соответственно и просвещение куда обширнее и разнообразнее образования.
К сожалению, наша школа – и средняя, и высшая – лишь формально заботилась о просвещении. Хотя бы потому, что измерить достижения на этом направлении несравненно сложнее, чем чисто образовательные. Более того, школа сама по себе и не способна решить все задачи просвещения. Для него нужны обширные комплексные программы, охватывающие прежде всего досуг – и не только молодёжи, но людей всех возрастов. Николай Алексеевич Заболоцкий не зря сказал:
ИНФРАСТРУКТУРА ИЛИ КРИЗИС
ИЗ СТРУКТУРНОГО КРИЗИСА ВЫВОДИТ ИНФРАСТРУКТУРА
Наша экономика – всё ещё поле конфликта ортодоксальных рыночников со столь же ортодоксальными коммунистами. Правые убеждены: рынок обязан управляться сам собою, без всякого целенаправленного воздействия. Левые свято веруют: государство должно затыкать своим телом все амбразуры, не оставляя общественной самодеятельности ни малейшего шанса проявиться.
Как отмечал ещё Йоханн Вольфганг Иоханн-Каспарович фон Гёте, между двумя крайностями лежит не истина, а проблема. В данном случае можно сформулировать её так: государство обязано распорядиться доходами, не ущемляя интересы ни социально слабых слоёв населения, ни активных и предприимчивых.
Сходная проблема уже возникала перед многими государствами. Острее всего – в годы Великой Депрессии, начавшейся в тысяча девятьсот двадцать девятом и полностью исчерпанной разве что во Вторую Мировую войну.
Тогда государства, сражавшиеся с депрессией, не располагали избытком реальных доходов и добывали деньги откровенной инфляцией. Но в экономическом смысле этот источник мало отличается от налогообложения экспортной сверхприбыли. Инфляция, как известно, тоже налог. Причём затрагивающий прежде всего беднейших – поэтому, в отличие от обложения крупных доходов, не слишком подавляющий экономическую активность.
Как же распорядились правительства тридцатых годов доходами, добытыми теоретически сомнительным путём? На редкость однообразно. Даже столь противоположные политики, как демократ Фрэнклин Делано Джэймсович Рузвелт и диктатор Адольф Алоизович Хитлер, вкладывали государственные средства в основном в автомагистрали и военные заказы.
Обострение экономических неурядиц породило свирепые политические противоречия между крупными странами и внутри каждой из них. Предвидеть, что из противоречий рано или поздно вырастут силовые столкновения, не могли разве что Артур Невилл Джозефович Чембёрлен и Эдуард Клодович Даладье, даже в конце тридцать восьмого свято верившие: мюнхенское умиротворение Хитлера породит вечный мир. Любой вменяемый политик обязан был – в соответствии с древней латинской поговоркой – желая мира, готовиться к войне.
Во всём мире знаменита хитлеровская программа «моторизации немецкого народа», включавшая строительство четырёх тысяч километров скоростных дорог и массовое автостроение. Но зачем автомагистрали странам, пронизанным густейшей железнодорожной сетью? Даже США – по сравнению с Западной Европой изрядно обделённые стальными дорогами – существенно опережали, к примеру, нынешнюю Россию, тоже не испытывающую слишком уж острой нехватки транспортных возможностей. Вдобавок кризисный спад производства резко снизил нагрузку на существовавшую транспортную сеть – следовательно, потребности в создании новой сети взяться было неоткуда.
А дело в том, что экономический кризис никогда не бывает связан только с абсолютным перепроизводством. Как показал выдающийся экономист Николай Дмитриевич Кондратьев в своей теории длинных конъюнктурных волн, кризис всегда порождён исчерпанием возможностей существующей структуры производства.
Перестройка инфраструктуры в тридцатых годах принесла новое качество. В отличие от железных дорог, автомагистрали обеспечили доставку грузов «от двери до двери» без перевалок или ожидания попутных составов. В Америке и Германии резко возросла гибкость экономики, возможность хозяйственного манёвра. Существенно сократились сроки реорганизаций конкретных производств. Значит, возрос темп решения новых экономических задач.
Масштабы инфраструктурных преобразований всегда сопоставимы с масштабами всего государства. Поэтому их лишь в редких случаях удаётся обеспечить исключительно частной инициативой, без государственной организационной и финансовой поддержки.
Принято считать, что Хитлер просто воспользовался оживлением экономической конъюнктуры. Но в истории ничто не происходит само по себе. С одной стороны, режим фюрера опирался на антикризисные законы, принятые ещё прежним правительством Хайнриха Брюнинга – должно было пройти определённое время, чтобы они заработали в полную силу. С другой стороны, ведь и в Германии проводились шаги в духе Джона Мэйнарда Джон-Невилловича Кейнса – их инициировал президент Райхсбанка и советник Хитлера по экономике Ялмар Хорас Грили Вильям-Леонхард-Людвиг-Максимиллианович Шахт.
Тут и организация общественных работ, тут и щедрое кредитование предприятий, выпускавших стратегически важную продукцию или разрабатывавших технологии производства синтетических материалов, тут и поддержка разработок бытовой электротехники, наконец, наращивание райхсбанком денежной массы и одновременное подавление инфляции административными мерами.
Стимулированное американской налоговой политикой массовое внедрение новой вычислительной техники позволило заметно сократить среднее менеджерское звено и снизить омертвлённые складские запасы. Вдобавок оно ощутимо улучшило управляемость производства. Впервые стало возможно в считанные дни подстраивать крупные предприятия под новые требования рынка.
Современная экономика России определённо нуждается в новых инфраструктурах – прежде всего средствах связи. Но мы заметно отстаём от развитых стран и по части прежних инфраструктур – от железных дорог до канализации, от автомагистралей до водопроводов.
Нашему правительству все эти годы можно было не особо задумываться над поиском сверхсовременных объектов капиталовложений. Государственным деньгам хватило бы простора и в классических сферах. Достаточно сравнить желаемый автодорожный фонд с фактическим да оценить степень износа железных дорог – и становится ясно: любые нефтяные сверхдоходы можно было спокойно тратить внутри страны, причём с бесспорной пользой.
Увы, даже сейчас, когда цены на нефть упали, роль инфраструктурных реформ в предстоящем
