— Давайте бросать камни в цель! — вдруг предложила она.
— Бросать в цель?
— Да! В телеграфный столб.
Она подбежала к столбу и шагами отмерила расстояние, потом провела ногой черту по земле. Белые гольфы в вырезе сандалий стали коричневыми.
— Чур, первая! — крикнула она и бросила камень в столб. И попала!
Большие мальчики сразу остановились и швырнули велосипед на землю. Они весело сказали девочке, что она стояла слишком близко. И провели новую черту, подальше от столба. Парень в кепке попал в столб, другой промазал.
Горм подошел к велосипеду. Он не был сломан. Правда, заднее крыло немного погнулось. Но когда он хотел перекинуть ногу через раму, его схватили за руку.
— Не смей убегать, черт бы тебя побрал! Мы будем бросать в цель с твоей невестой.
— Никакая она мне не невеста! — Горм покраснел.
— Докажи! — громко закричали парни.
— Как?
— А так, если попадешь в столб, значит, она тебе не невеста. Промажешь — невеста.
Парни засмеялись и дали ему камень. Горму оставалось только подчиниться. Он долго смотрел на столб. Ни за что в жизни ему в него не попасть. Девочка отошла в сторону и оттуда наблюдала за ним.
Горм медленно подошел к черте. Поднял руку, прицелился. Отступил на шаг и вложил в бросок всю силу. Раз!
Презрительный смех парней резанул ему слух. Но девочка не смеялась. Она рассердилась. Горму захотелось убежать. На велосипеде. Или бегом. Как угодно. Но он продолжал стоять, окруженный этим презрительным смехом.
— А говорил, не невеста! — поддразнил его тот, в кепке.
— Дадим ему еще одну попытку? — предложил тот, что постарше. Лицо у него было в угрях.
— Да, черт его побери!
— Огонь! — крикнул угреватый и кивнул на столб. Горм с трудом сдерживал слезы. Не хватало только заплакать. А что, если он просто убежит? Они побегут за ним и, конечно, догонят. И она это увидит. Он взглянул на девочку. Она стояла, нахмурясь. Потом кивнула ему.
— Целься получше и попадешь, — серьезно сказала она. Горм проглотил слезы и схватил камень. Приподняв очки, он прицелился. Выкинул вперед левую руку, словно стрелу. Словно она должна была показать камню дорогу, потом сделал несколько шажков назад и нашел точку опоры. Взвесил в руке занесенный камень. Рассчитал расстояние. И, задержав дыхание, бросил его, вложив в бросок всю силу. Почему-то он думал о самолете. О белой полоске на небе. О людях, которые сидят там в воздухе, хотя все знают, что это невозможно.
С громким дребезжащим звуком камень ударился о столб. Горм опустил плечи и хотел вздохнуть с облегчением, как вдруг у обоих парней вырвался крик ужаса.
Девочка лежала на земле, из головы у нее текла кровь. Одна косичка уже была в крови.
— Что ты наделал! — крикнул угреватый.
— Идиот! — крикнул другой.
Сердце Горма было готово выскочить из груди. Он сунул руки в карманы. Наклонился вперед и поднял руки в карманах к тому месту, где было сердце. Это почти не помогло. То, что он видел, было так же невероятно, как летать в воздухе. Он ничего не понимал. Но ведь он видел, что девочка лежит в крови.
— Что, черт побери, случилось? — крикнул парень в кепке и опустился возле лежавшей на земле девочки.
— Камень отскочил от столба и попал в девчонку, — не веря себе, сказал угреватый.
Горм медленно подошел к ним. Не очень близко. Не решился. Девочка открыла глаза. Из-за волос и крови они не видели полученной ею раны.
— Где ты живешь? — спросил тот, у которого не было угрей, и поднял ее.
— Там! — ответила она сонным голосом и махнула куда-то рукой.
— Можешь стоять?
С трудом, но стоять она могла. Парни поддерживали ее с обеих сторон.
— Показывай дорогу. Мы отвезем тебя на велосипеде Принца, — сказал угреватый и поднял велосипед.
Горм стоял, не вынимая рук из карманов. Как будто его там не было. Или был, но не по-настоящему. Когда они посадили девочку на раму и хотели везти ее, она обернулась к Горму. Одна косичка была теперь уже вся красная от крови и висела, другая была скручена баранкой.
— Ты попал в столб, — сказала она все тем же сонным голосом.
Горм подумал, что надо что-то сказать. Например, что она молодчина, не заплакала. Или, что он не нарочно попал в нее. Но не мог выдавить из себя ни слова. А потом было уже поздно. Парни с девочкой на велосипеде были уже на середине Лёкки.
Когда Горм вернулся домой, там была только Ольга. Она стояла на кухне спиной к нему и мыла посуду. Он прошел мимо открытой двери кухни, она повернула голову и по обыкновению сказала: «Привет!» Но о велосипеде не спросила.
Он сел в чулане под лестницей. И даже не снял ботинки. И плане пахло воскресеньем. Пылью, зимними вещами и обувью. И еще чем-то очень грустным. Но Горм не понял, от чего так пахнет.
Дело не в том, что он плакал. Потому что он вовсе не плакал. Зачем плакать? Ведь теперь с нее уже смыли кровь. Но она не умерла. Думая о том, что у него нет больше велосипеда, он все время помнил, что она не умерла.
Нужно было придумать, что сказать родителям: он потерял велосипед или велосипед исчез непонятным образом. Вряд ли они ему поверят. Однако сказать все-таки можно. Впрочем, они ничего не заметят. Ведь мать собирается уехать. А это куда важнее какого-то велосипеда. Но тут Горм понял, что она не должна уезжать, ни в коем случае не должна уезжать. Как же они тогда будут жить?
По-своему, он даже огорчился, что никто не спросил про велосипед. Это было ни на что не похоже.
Девочке, наверное, уже заклеили рану пластырем и снова заплели косичку. Ведь есть же у нее кто-то, кто заплетает ей косички. И рана у нее, возможно, совсем маленькая. Когда идет кровь, все обычно кажется опаснее, чем на самом деле. Так говорила Ольга. Однажды он разбил колено, и пока Ольга не смыла кровь, колено казалось разбитым вдребезги. Правда, потом на этом месте остался большой шрам и колено болело несколько дней, но ничего опасного в ране не было.
Ольга слушала по радио богослужение. Звуки долетали до Горма через закрытую дверь чулана. Камень, попавший в голову, способен причинить больший вред, чем камень, попавший в колено. Но она ведь не умерла. Ее родители, конечно, сердятся сейчас на него. Хорошо хоть, они не знают, где он живет или его имя. А что, если мальчишки проболтаются? Скажут, что его зовут не Принц, и назовут его фамилию. Это было бы ужасно. Даже подумать страшно, чем все может кончиться.
В стене возник большой светлый четырехугольник, это Ольга открыла дверь чулана.
— Опять сидишь и хнычешь? — спросила она, вытаскивая его из чулана.
Мальчик не должен плакать. Он сидел там по другой причине. Но Горм промолчал.
Ольга положила руку ему на загривок и повела на кухню. Он знал, что она его не выдаст. Положив что-то на тарелку, она поставила ее перед ним на кухонный стол. Но он не мог есть. Тогда она сунула ему в руку кокосовое пирожное. Горм долго держал его в руке. Постепенно оно стало теплым и клейким.
Ольга начала насвистывать. Это означало, что мать куда-то ушла и дома никого нет. При матери она никогда не свистела. Он положил пирожное на тарелку.
Ольга стояла к нему спиной и шинковала что-то большим ножом. Горм слышал по звуку, что нож большой. Тук-тук-тук — стучал нож по доске. Тяжелый, глухой звук. Горм представил себе, что с таким же звуком томагавк врубается в череп бледнолицего.
А мать небось сидит сейчас в автобусе. Или плывет на пароходе. Странно думать, что он больше ее не увидит. Будь она сейчас дома, она стиснула бы его в объятиях и сказала, что он гулял слишком долго.
