Благородные мушкетеры простили Миледи. Но справедливость должна была восторжествовать.
— Капрал — мудак, — объявил Хокон, закончив свою историю. Теперь его рука целиком скрылась под скатертью.
Неожиданно Сестра-Лебедь вскрикнула «Ах!» и попыталась убрать руку Хокона. Но это было несерьезно. Горм всё понимал. Ей хотелось, чтобы его рука оставалась там, где лежала. Хотелось! Странное чувство охватило Горма. Во рту скопилась слюна. В ушах шумело. Этот шум сливался с шумом дождя. Бежал по стеклам. Влажный шум. Он словно копился в голове Горма и давил на виски.
Палач поднимает меч и совершает казнь. Смерть Миледи неизбежна.
Неожиданно Горм встретился глазами с Сестрой-Лебедем. Они помутнели от наслаждения. Неужели она смотрит на него? Нет. Она никого не видит. Марианна быстро отвела глаза, встала и одернула джемпер.
Палач заворачивает тело Миледи в красный плащ и бросает в реку.
— Что с тобой, Марианна, игра еще не кончена! — рассердился Хокон и хотел силой посадить ее обратно.
— Я больше не могу. — Марианна закинула руки за голову. Глаза Хокона приклеились к ее телу.
— Просто ты видишь, что на этот раз вам не выиграть, — мрачно сказала Кари.
— Я хочу распаковать вещи. — Марианна пошла к двери. Ее ягодицы перекатывались в узких брюках. Задние карманы двигались из стороны в сторону.
Кари встала и пошла за ней. Было слышно, как они возятся там наверху.
Теперь дождь хлестал прямо в окна. Хокон и Юн выпили еще пива и поднялись за девочками наверх. Горм понял, что ему туда идти не следует.
Три мушкетера едут дальше. Но на следующих страницах не произошло ничего по-настоящему интересного.
Довольно долго сверху слышались возня и смех. Потом оттуда сбежала Марианна. Она тяжело дышала. Волосы растрепались. Рот был кроваво-красный. Марианна прошла на кухню, не удостоив Горма взглядом. Потом сверху спустились и остальные. Юн и Хокон сказали, что хотят разбить старую палатку.
— Но в ней нет пола, — удивленно сказал Горм.
— Немного дождя крестьянской земле не повредит, — засмеялся Юн и надел куртку.
— Мы всегда ставили ее на лужайке, — предупредительно сказал Горм. Ему было непонятно, что кто- то готов выйти под дождь, чтобы поставить палатку. Но парни только смеялись и обменивались многозначительными взглядами.
Горм следил за ними в окно, пока они не скрылись в кустах за домом.
Ему и в голову не могло прийти, что в палатке будет ночевать он! Но Юн и Хокон бросили ему спальный мешок.
— Все, ступай! — приказал Хокон.
— Шевелись, малыш! — сказал Юн.
Оба были серьезны. Горм встал, чтобы без спора подняться в свою комнату. Он распрямил плечи, чтобы выглядеть почти таким же высоким, как Хокон. Камень занял у него в животе свое место. Но вырваться наружу стремился не камень, а слезы.
Парни двинулись за ним, пытаясь протиснуться вперед, чтобы помешать ему подняться по лестнице.
— На лужайке тебя ждет отдельная комната с душем. Милости прошу, — сказал Хокон.
— Я туда не пойду, — тихо сказал Горм и пнул ногой спальный мешок.
— Еще как пойдешь! — с угрозой в голосе сказал Хокон и подошел ближе.
— Нет! — Горм поставил ногу на нижнюю ступеньку.
— Боишься темноты? Это белой-то ночью? — презрительно спросил Юн.
Горм хотел подняться по лестнице, но Хокон опередил его и загородил путь.
— Да он и в самом деле боится темноты!
Горм промолчал. Просто сел на ступеньки.
Юн дернул его за рукав. В открытых дверях хихикала Кари. Марианна стояла у нее за спиной, она молчала.
Такого у нас в Индрефьорде еще не бывало, подумал Горм. Никогда. Камень напомнил о себе. Он не только повернулся, но и попытался вырваться наружу. Горм встал и с силой ткнул кулаком в сторону Юна. Он не собирался бить так сильно, это получилось само собой.
Юн чертыхнулся и ударил в ответ. Попал Горму в подбородок. Горму стало больно. Его рука испугалась и похолодела.
Д'Артаньян поднимает свой железный кулак и направляет удар в лицо Юну. Он полон праведного гнева и бьет обеими руками сразу.
Раздался крик Кари. Юн растерялся, выругался и вытер кровь с носа.
— Пощада или смерть? — спокойно спрашивает д’Артаньян, сверля Юна взглядом.
— Хватит! — Марианна вышла из тени. Горм почувствовал на плече ее руку и повернулся к ней.
Перед ним стоит жестокая Миледи.
— Предательница! — кричит д'Артаньян. — Предательница!
Красивое лицо Миледи на фоне золотистых волос становится пунцовым.
— Оставьте его в покое. Мы можем воспользоваться спальней родителей, — сказала она и прошла в гостиную.
Остальные двинулись за ней. Вытирая кровь, Юн злобно косился на Горма.
— Чертов маменькин сынок! — бросил ему через плечо Хокон и закрыл за собой дверь.
Горм поднялся в комнату, которая всегда принадлежала ему. В ней стояли только кровать, тумбочка и стул. На стене висели четыре большие фотографии китов и дельфинов. И изображение Тарзана в джунглях, висящего на дереве на одной руке. Тарзан бледен. Заходящее солнце всегда падает на его набедренную повязку. Если оно светит. Но сегодня солнца нет. Оно плавает где-то в море. Спряталось за дождевыми тучами.
Горм влез на кровать, сорвал со стены изображение Тарзана, смял его и забросил под кровать этот жесткий пружинистый шарик.
Точно так же он поступил и с фотографиями, а потом, не раздеваясь, лег на постель. Может быть, они все четверо поднимутся сюда за ним и силой перетащат его в палатку. На всякий случай лучше не раздеваться.
Оглядев пустые стены, он снова почувствовал в животе камень. От него было больно. Горм не мог припомнить, чтобы когда-нибудь кого-нибудь ударил. А ведь Юн был намного старше его. Никто не победил. Но он хотя бы не потерпел поражения.
Горм положил руку на живот, чтобы унять боль, и увидел перед собой девочку. Она лежала на гравии с окровавленной косичкой. Ничего более позорного он никогда не совершал — он поранил девочку, и у нее текла кровь. Тем же вечером кто-то поставил велосипед возле их изгороди, но это точно была не она. Он даже не знает, как ее зовут.
Ему вдруг захотелось, чтобы она сейчас была здесь. Ее рана, конечно, уже давно зажила. Но он все равно мог бы сказать ей, что у него не было намерения попасть в нее. И было бы хорошо, если б она узнала, что он не проиграл Юну. Если бы она была сейчас в старой палатке, он бы пошел к ней. И пусть остальные делают что хотят.
Дождь перестал, но за окном все было серым, в комнате тоже. Горм не почистил зубы. «Три мушкетера» лежали в гостиной, и еще ему понадобилось в уборную. Однако спускаться не стоило, тем более, выходить из дома. Им могло бы прийти в голову запереть дверь, оставив его снаружи. Горм нашел в тумбочке старые номера журнала про Дональда Дака и спустил штаны.
Они поставили пластинку. Нат Кинг Коул[7], «Too Young». Пластинка скрипела и сипела. Иногда они смеялись. Грубый смех Хокона поднимался и проникал сквозь доски пола. Капрал — мудак.
Там внизу танцует Миледи с ладонью Хокона между ляжками.
