сознанию.
— Значит, любые впечатления можно передать другому человеку?
— Да. Если хорошо их помнить.
— Значит, при помощи этого устройства можно внушить человеку все что угодно?
— Все что угодно.
— И можно внушить любой женщине, что она Анна Каренина?
— Любой женщине.
— А кто я на самом деле?
— Я не хочу вам этого сейчас говорить.
— Вы обещали.
— Я обещал, что вы все поймете, и вы, я вижу, поняли.
— Кроме самого главного: кто я?
— Вы это узнаете. Вы понимаете, что вы — исключение? Вы — первый человек в мире с полностью переделанной ассоциативной психикой.
— Кому я этим обязана?
— Узнаете позже. Вы должны предстать перед комиссией.
— Комиссией?
— Научной и следственной. И когда будет официально установлена ваша идентичность с героиней Толстого, вам можно будет узнать, кто вы на самом деле.
— При чем здесь комиссия? Как вы сказали? Научная и следственная? А зачем следствие?
— Вы это узнаете. До комиссии вы ничего не должны знать. Так будет лучше для всех нас. И в первую очередь для вас.
— Я хочу сейчас это узнать!
— Когда вы узнаете, вы сами скажете, что я был прав и что я не мог раньше времени ничего вам объяснить. Поверьте мне.
— Когда будет эта комиссия?
— Завтра. Вы должны подготовиться. Это все будет неприятно для вас, но это необходимо.
Председатель комиссии академик Туманский внушал своим видом почтение. Он живо напомнил Анне благообразных покровительственных высокопоставленных чиновников, и, хотя не носил бакенбардов, а был коротко острижен, что-то отдавало в нем милым девятнадцатым веком. В комиссии было человек тридцать. Здесь же были репортеры и несколько переводчиков.
— Как вы себя чувствуете, Анна Аркадьевна? — спросил Туманский.
— Хорошо, благодарю вас.
Все взоры были обращены на нее. Анна почувствовала неловкость и некоторую скованность. Она должна была утвердить себя, утвердить свой единственный мир, мир, созданный гением Толстого. Другого мира для нее не было.
— Вы хорошо помните свою жизнь? Можете ли вы утверждать, что пережили все то, что описано в этой книге? — И Туманский поднял со стола роман Толстого. — Мой вопрос может показаться нескромным, но это имеет огромное значение для вас и для всех присутствующих. И для всего мира. Вы понимаете? Для всего человечества.
— Да, понимаю. Я пережила все то, что написано в этой книге.
В большинстве своем комиссия состояла из мужчин. Глухов и Вера сидели отдельно в стороне. Анна понимала, что они волнуются, так как сами являются соучастниками ее странной судьбы. Самое же Анну больше всего беспокоило ожидание вопросов, касающихся интимной стороны ее жизни. Но вопросы, очевидно ранее составленные, ограничивались внешней стороной событий. Ее спрашивали о том, как выглядел в последний раз Степан Аркадьевич, при каких обстоятельствах она впервые увидела Кити и какое на ней было платье, чем были обиты стены гостиной княгини Бетси, какого цвета была обивка в ее коляске…
Потом пошли импровизированные вопросы. Присутствующие иностранные ученые задавали вопросы через переводчиков. Английские и немецкие переводы Анна на всякий случай выслушивала, а французам отвечала сразу же по-французски. Лысеющий француз спросил:
— Вы можете назвать тот день, когда вы почувствовали охлаждение Вронского?
Анна тотчас вспомнила тот день в спальне и папиросу, которую она раскурила от свечи. Алексей подал ей свечу, но она взяла у него подсвечник и сама прикурила. И все вдруг напряглось в Анне, она уже поновому увидела внимательно застывшие на ней взгляды и ответила по-французски:
— Я не буду отвечать на этот вопрос, — и машинально, тоже по-французски, обратилась к Туманскому: — Я могу требовать соблюдения приличий?
Академик Туманский наклонил голову к переводчику, бормочущему русский перевод. 'Он не знает по- французски', — мелькнуло у нее в голове. Она вдруг осознала, что большинство русских ученых пользовались переводчиками. 'Это не ученые, — подумала она. — Это интриганы. Меня разыгрывают'. Надо было незамедлительно разоблачить этот фарс, интуиция подсказала Анне тактику нападения, и она в упор сказала Туманскому:
— Вы не академик. Вы не ученый. Это не научная комиссия. Вы меня мистифицируете. Я не знаю, для чего эта инсценировка, но это мистификация.
— Почему вы так думаете? — спросил Туманский.
Анна вспомнила о пристрастии современных людей ко всевозможной документации и сказала:
— Покажите мне какой-нибудь документ, удостоверяющий ваше академические звание.
Туманский спокойно сунул руку в карман и протянул Анне продолговатую книжечку в коленкоровом переплете. Анна прочла:
'…выдано академику В. Г. Туманскому…' Она смущенно вернула коленкоровую картонку.
— Почему вы решили, Анна Аркадьевна, что мы — не ученые?
— Мне показалось… Вы же не знаете иностранных языков. Разве бывают ученые, которые не знают даже французского?
Многие рассмеялись. Анна посмотрела в сторону Глухова, — он сдержанно улыбался, а Вера откровенно смеялась. Туманский был, кажется, немного смущен, его невозмутимое благообразное лицо чуть порозовело. Чернявый медик из московской медицинской академии (как его представили Анне) пояснил:
— В наше время, насыщенное переводной аппаратурой, знание языков необязательно даже для ученых.
— Это правда? — тихо проговорила Анна и совсем растерялась, потому что в зале смеялись. Туманский не смеялся.
Анне стало грустно и неловко. Она позволила провести себя в верхний зал, где ее снова заперли в зеленой комнате и стали предлагать варианты уже заданных вопросов, а толпа ученых и репортеров слушала ее ответы через передающие устройства.
Когда Анна наконец осталась наедине с Глуховым она спросила:
— Я что-нибудь не так говорила?
— Отчего же? Вы говорили то, что нужно.
— Но все почему-то смеялись.
— Именно тогда вы были на высоте.
— Но вы же знаете французский!
— Знаю. Но многие, даже гениальные ученые в этом отношении остаются невежественными — недостаток системы образования. И вы справедливо это подчеркнули. Может быть, хотите отдохнуть?
— Я бы прогулялась одна по саду.
— А вы не сбежите опять?
…Она шла по тенистой аллее, откуда не было видно плоского фасада института, были только высокие клены, осины, кусты ольхи и сирени да высокая трава, подступающая вплотную к дорожкам.
— Здравствуйте, — услышала она знакомый голос.
Из-за ствола старого клена вышел Игорь.
— Добрый вечер. Вы как сюда попали?
— Через забор.