следующий вопрос.
— Ну, а как там Бет?
— Нормально. — Я нарочно отвечаю так неопределенно.
Снова раздражение на его лице, морщины на лбу обозначаются резче.
— Прекрати, Эрика. Когда я видел ее на прошлой неделе, мне показалось, что она опять похудела. У нее снова начались странности?
Я стараюсь не думать о пирожках. О сотнях пирожков с мясом.
— Что-то не замечала, — лгу я. Лгу чудовищно. Сестре снова все хуже, и хотя я точно не знаю причины, зато могу уверенно сказать, когда это началось, когда она вновь стала слабеть. Это произошло, когда умерла Мередит и со своей смертью вернула этот дом в нашу жизнь.
— Так где же она?
— Понятия не имею. Может, ванну принимает.
— Следи за ней, — буркает он. — Я не хочу, чтобы Эдди встречал здесь Рождество, если снова начнется та же история. Он этого просто не заслуживает.
—
— Я не говорю, что хочу отнять у нее Эдди. Речь о том, что лучше для моего сына, и…
— Для него лучше проводить как можно больше времени с матерью. И ей важно, чтобы он был рядом. Она всегда чувствует себя лучше…
— Я не позволю использовать Эдварда — он не лекарство для его матери!
— Я не это имела в виду!
— Я согласился, чтобы Эдвард приехал сюда только при условии, что ты, Эрика, постоянно будешь рядом и не спустишь с него глаз. Бег уже показала, какой непредсказуемой, нестабильной может быть. И не стоит прятать голову в песок, этим делу не поможешь, ты и сама понимаешь.
— Смею надеяться, что я знаю свою сестру, Максвелл, и она
— Вот что, Эрика, я вижу, что ты стоишь за нее горой, и это достойно восхищения. Но это не игрушки. Если Эдвард застанет Бет в один из худших ее моментов, это может неблагоприятно сказаться на всей его дальнейшей жизни. И я не собираюсь этого допускать! Это не должно повториться.
— Бога ради, говори тише.
— Послушай, я же просто хочу…
— Я знаю, чего ты хочешь, Максвелл, но ты не в силах изменить то, что Бет является матерью Эдди. Люди несовершенны, и Бет не исключение. Но она прекрасная мать, она обожает Эдди, и если бы ты, для разнообразия, обратил на это внимание, вместо того чтобы следить, выжидать и вопить
—
И я едва могу поднять на него взгляд, потому что он прав.
В этот момент до нас доносится шум, и мы с Максвеллом испепеляем друг друга взглядами. В коридоре появляется Эдди, неловко помахивая рюкзачком с вещами, слева направо. Рюкзак крутится на тоненьком запястье.
— Эдвард! — с широкой улыбкой восклицает Максвелл и спешит навстречу сыну, чтобы обнять и тут же отпустить.
Мне приходится потрудиться, чтобы найти Бет. В доме сегодня мрачно, как и в окружающем мире. Воскресный день в разгар зимы, когда солнце едва приподнимается над горизонтом и вскоре уже ползет обратно. Я хожу от двери к двери, обнаруживаю, что они открыты, заглядываю внутрь, вдыхаю затхлый запах комнат, которые долго стояли запертыми. Несколько часов назад мы завтракали за длинным столом на кухне. Поздний завтрак. Бет была весела, она просто сияла. Она приготовила нам какао, разогрела в печи круассаны. Слишком веселая, подозрительно сияла, запоздало понимаю я. Я не заметила, как она соскальзывает вниз. На ходу я щелкаю выключателями, но большая часть лампочек перегорела. Наконец я нахожу ее сидящей на подоконнике в одной из спален верхнего этажа. Оттуда сквозь грязное, исполосованное дождем окно ей видна серебристая машина у входа.
— Максвелл приехал, — сообщаю я неизвестно зачем. Бет не обращает на меня внимания. Она берется двумя пальцами за нижнюю губу, прижимает ее к зубам и что есть силы кусает. — Бет, Эдди уезжает. Тебе нужно выйти попрощаться. Пошли. И Максвелл хочет с тобой поговорить.
— Я не буду с ним говорить. Не хочу его видеть. И не хочу, чтобы Эдди уезжал.
— Я понимаю. Но это же не насовсем. И не можешь же ты отпустить Эдди, не обняв на прощание.
Бет поворачивает голову, смотрит на меня. Она кажется такой усталой. Усталой и грустной.
— Пожалуйста, Бет. Они ждут… нам нужно спуститься.
Бет тяжко вздыхает и слезает с подоконника, двигается она медленно, нерешительно, словно под водой.
— Я ее нашла! — Мой бодрый голос звучит слишком громко. — Этот дом так велик, что можно потеряться.
Бет и Максвелл не обращают на меня внимания, но Эдди растерянно улыбается в ответ. Как бы я хотела, чтобы сестра умела притворяться, хоть иногда. Показать, что может держать себя в руках. А я сейчас просто готова стукнуть ее за то, что она неспособна предстать перед Максвеллом в наилучшем свете. Стоит перед ним со сложенными руками, утопая в бесформенном кардигане. Бет не боролась, когда Максвелл ее бросил. Расстались они «полюбовно» — именно с такой формулировкой согласились обе семьи.
— Рад видеть тебя, Бет. Хорошо выглядишь, — врет Макс.
— Ты тоже.
— Слушай, ты не возражаешь, если я привезу Эдди назад в субботу, а не в пятницу? Просто в пятницу вечером у Мелиссы школьный рождественский концерт, и мы хотели бы пойти на него вместе, правда, Эд?
Эдди дергает плечом, но кивает. Бедняга мог бы давать уроки дипломатии. У Бет искривляется рот. Для нее мучительны любые упоминания о теперешней семье Максвелла, невыносима каждая лишняя секунда, которую Эдди проводит там. Но просьба справедлива, и она тоже старается быть справедливой.
— Конечно. Разумеется, без проблем, — говорит она.
— Отлично. — Максвелл улыбается, улыбка мимолетная, деловая.
Воцаряется тишина, только «шарк-шарк-шарк» шуршит рюкзак Эдди, качаясь, как маятник.
— У вас, наверное, большие планы на эту неделю? — спрашивает Максвелл.
— Не особенно. Разобрать старое детское барахло, приготовиться к Рождеству, — весело отвечаю я. Бет молчит.
— Что ж, пожалуй, пора в путь, как ты думаешь, Эд? — Максвелл подталкивает сына к дверям. — Увидимся в субботу. Хорошей вам недели, девочки.
— Подожди! Эдди… — Бет кидается к мальчику и буквально душит в объятиях. Она поехала бы с ними, будь это возможно. Не отпускала бы его от себя, не позволяла слишком привязаться к Диане и Мелиссе.
Когда дверь за мужчинами закрывается, я поворачиваюсь к Бет, но она не смотрит мне в глаза.
— Ну почему ты всегда такая вялая при Максвелле? — взрываюсь я. — Неужели ты не можешь быть более…
В замешательстве я умолкаю. Бет взмахивает руками.
— Нет, не могу! Я же знаю, он только и ждет, чтобы забрать у меня Эдди. Не могу я притворяться, что не понимаю этого или что мне это безразлично! — кричит она.