команды, стрелки поочередно бежали к огневому рубежу, падали, передергивали затворы — и в основном мазали. Мухлевать было невозможно — наблюдать в траншею к мишеням командующий отрядил своего адъютанта.
— А что они у тебя орут на солдат? — неприязненно спросил он, шагая к линии огня. — Стрельба требует спокойствия. И вообще — что за манера дергать людей?
Взял у очередного неудачливого снайпера автомат.
— Сколько служишь, гвардеец?
— Год и восемь месяцев, товарищ генерал-лейтенант.
— А сколько раз стрелял?
— Три.
— Вот так вот…
Мрачно — командиру:
— Это — стрелок? Чем он врага поразит — знанием устава и надраенной бляхой? Патроны изыскать!! Стрельбе учить! В прицеливании тренироваться ежедневно!
— Есть!
— Если стрелок не умеет стрелять, все остальное ничего не стоит. Ты его гоняешь, муштруешь, а потом он промажет — и вся судьба. Ходячая мишень, пушечное мясо, пешка! Моду завели: кое-как умеет стрелять один человек на отделение, так его титулуют аж снайпером!
Солдат тянулся, опустив глаза в неловкости, что присутствует при разносе своему начальству.
— Смотри сюда. — Командующий отпустил на полную длину ремень автомата, захлестнул его под рожок и накинул на левое плечо, упершись левой ладонью сбоку внакладку. — Видишь? Стоит мертво, как в станке. — Протянул руку назад, не глядя: — Дай-ка десяток патрончиков. — Лег, скомандовал: — Позвони там пулемет поставить.
Вдали встали три низких зеленых щита, сливаясь с травой. Треснули слитно три короткие очереди — силуэты исчезли.
— Вот так — в один прием. Ничего трудного, только целься. — Протянул автомат владельцу и тяжелым ровным шагом пошел обратно.
— Время обедать, товарищ генерал-лейтенант, — деловито-несмело доложил командир полка, надеясь, что хороший обед, как водится, смягчит настроение человека.
— Хорошее дело, — отозвался командующий и направился к своему газику. — Вези на танкодром, там и пообедаем.
Полковник изменился в лице.
С обедом на танкодроме случилась заминка — пищу еще не подвезли. Полковник отдал тихий приказ незаметному капитану.
— Если узнаю, что обед забрали у других — накажу, — ровно и доброжелательно бросил командующий. Полковник насильственно улыбнулся, как веселой шутке. Командующий демонстративно сдвинул обшлаг над часами.
Когда из «хозяйки» (ГАЗ-66) сняли термоса и контейнер с мисками, он взял миску, перевернул на траву и ухватил пятерней за бока. Сжал, приподнял — жирноватая на ощупь миска выскользнула из пальцев.
— Перемыть, да некогда, — прокомментировал он. — Дежурному по кухне передайте пять нарядов от меня лично. Завстоловой — трое суток гауптвахты. Мыть с горчицей! Или ее вам тоже не хватает?
Ефрейтор в белой куртке и колпаке, торопливо отвернувшись, протер миску полотенцем, черпанул гущи со дна, снял жирка сверху — протянул с улыбкой.
— В Жукова играет, — зло прошептал полковник командиру танковой роты. — Солдатский демократ… Ну с-смотри, если твои подведут!
Командующий сел за раскладной столик в тени штабной машины, задумчиво помешал ложкой и велел адъютанту:
— Неси-ка за мной.
Подошел к ближнему танку — выше низкорослого экипажа на голову, похожий на огрузневшего правофлангового офицерской парадной коробки:
— А ну, гвардеец, поменяйся со своим генералом мисками.
Адъютант аккуратно опустил генеральский суп на горячую пыльную броню, а солдатский доставил обратно.
Командующий скрупулезно исследовал содержимое миски; хлебнул, пожевал, почмокал.
— Кому как, а мне изжога обеспечена. Огурчики соленые с гнильцой. Картошечка подмерзла. Так, а где же мясо? Ага — вот это мясо? — Выловил кусочек жилы размером с сигарету. — А потом солдатики гастрит наживают, под язву желудка в госпиталя косят? Мясцото куда идет? Поворовываем понемножку? Кабанчиков откармливаем? Для штабного магазина? Начпроду — предупреждение о неполном служебном соответствии. Завстоловой — еще трое суток. Зампотыла — ко мне! Повторится — под суд за воровство.
К пяти часам полк был разгромлен и деморализован вдребезги, как с этим не справился бы даже налет вражеской авиации.
Командующий с выражением всемирной разочарованности стоял пред свитой на артиллерийском НП и наблюдал результаты работы гаубичников, пощелкивая секундомером. Потный майор с пушками на петлицах выкрикивал телефонисту команды, и десяток-другой секунд спустя высоко над головой чугунно шелестели и прогромыхивали, как железнодорожные составы, летящие из-за леска с огневой позиции снаряды. Разрывы неукоснительно разбрасывались вдали от целей, пристрелки затягивались, майор решился на заготовленный заранее рискованный шаг: мигнул телефонисту, и, переходя к стрельбе на поражение, огневики заложили дымовые снаряды. Бурый туман окутал район цели.
— Стой! — торжествующе объявил майор. — Записать: цель задымлена!
— «Факир был пьян, и фокус не удался». Зачем же ты ее задымил? — поинтересовался командующий. — Или, как говорят в артиллерии, без «твою мать» и снаряд не туда летит? Или, раз противника уже не видно, так и нет его? Ты страусом не служил?
Ушлый майор огреб предупреждение о неполном служебном соответствии и, одеревенев лицом и фигурой, удвинулся с глаз долой.
Некогда командующий волею судеб окончил не общевойсковое, а артиллерийское училище (подобно другому, более знаменитому полководцу за двести лет до него), и артиллерия оставалась его первой любовью и слабостью.
Чем дальше, тем гуще уснащалась его речь энергическими выражениями. Когда внизу на полигоне споткнулся впопыхах гранатометчик, зарыв в песок свою трубу и кувыркнув с ног второго номера, он сплюнул, махнул рукой и отвернулся. — Полк небоеспособен, — угрюмо резюмировал. — Офицеры подают солдатам пример жульничества и очковтирательства. Подушки в казарме ровняются по нитке, трава красится зеленой краской, а солдаты берут социалистические обязательства: вот результат. А гранаты бросать боятся — страшно! В парке занятия как? выстроит взвод на солнцепеке и талдычит. А солдат преет и терпит: скорей бы кончилось. Да выведи их в лес, посади в тени, дай расстегнуться, чтоб он видел, что ты его щадишь, бережешь! Гоняй до полусмерти, но чтоб он понимал: для дела, со смыслом! — Он достал портсигар, прикусил сигарету. — Служить не хотят — а почему? много бессмыслицы и унижений, мало воли. И считает дни до приказа. А служить — весело надо, в охотку — дело мужское! чтоб зубы скалил. Оттого и дедовщина, что снизу вверх показуха, а сверху вниз хамство: у кого на звездочку больше, тот другому тычет… товарищи офицеры… Сам грешен. Ему как себя уважать, чем в себе гордиться? вот и ищет того, над кем главным будет… А взводным удобно: старики отвечают за порядок! А комиссии смотрят бумажки и наглядную агитацию. Черт его знает, неужели и войны ничему не учат? Мы ведь с вами профессионалы, а не чиновники. — Кинул окурок в траншею, отвернулся: — Отбой. Людей и технику в гарнизон. Ну, поехали к тебе — раздавать всем сестрам по серьгам.
Но, хотя все уже приблизились к машинам, чтобы ехать, на полигоне, очевидно по инерции, еще что-то происходило. Потому что из дырявого лесочка вдруг вылетела куцая батарейная колонна, расходясь веером, резервный тягач отстал и ткнулся за куст, шесть остальных развернулись с ходу, из них разом, как чертики из шкатулок, выскочили расчеты, отцепили и развели станины, слетели чехлы, кувалды звякнули
