не понадобится. Не будет сила живительная на нее действовать. Как-то ранее княгиня об этом не задумывалась. Здесь, в земле ромеев, где жизнь течет без волшебства, мысли о таком не приходят в голову. А когда вернется на Русь? Но прежде надо вернуться.
Глядя испытующе на старца, Ольга спросила:
— Это твое условие за то, что возьмешься помочь мне?
— Я хочу помочь тебе от чистого сердца. И не только тебе, но и базилевсу, который подвластен чарам и теряет разум. Но я, желая добра, остерегаю тебя от Малфриды. Сказал же — тьмы в ней много. А тебе, христианке, не к лицу темные чары. Ты иному служить должна.
Ольга глубоко вздохнула.
— Быть посему. Я встречу Малфриду, где указал, обидеть не обижу, даже награжу ее богато за службу, а далее… Далее как судьба повернет. Как будет Божье соизволение. Но к чародейству более прибегать не стану. Слово в том даю тебе княжеское.
Показалось ей или нет, но странные глаза священника засияли особым светом. Он поднял руку и медленно перекрестил Ольгу.
— Будь благословенна. Великое счастье ты для всей Руси, а то, что зла столько ранее сотворила, теперь добрыми делами и верой истинной исправь. Остальное же… Да, будут ждать тебя испытания, но и великая слава ожидает. Храни веру как зеницу ока, и Господь охранит тебя!
Он говорил негромко и торжественно. Ольга замерла, стояла как завороженная, казалось, будто задремала в какой-то миг. А очнулась — не было рядом никого. Только осталось в памяти последнее напоминание отшельника: «Малфриду забери, когда в море выйдешь».
«Свенельду надо о том сообщить, вот он за чародейку обрадуется», — еще вяло, как со сна, подумала Ольга. Но потом пришли уже более трезвые мысли: священник сказал об этом так, словно ни на миг не сомневался, что ее посольство отпустят из Царьграда! Значит, скоро закончится ее пленение гостевое, значит, скоро домой! На Русь!..
Однако прошло долгих три дня, прежде чем к Ольге прибыл посланец от патриарха с сообщением, что ей назначен день последнего приема. И хотя уже настал октябрь, ждать надо было еще больше седмицы. Еще посланец поведал, что священник Евсевий, встретившись с Константином, долго молился над ним, потом велел принести к императору все самые ценные святыни Царьграда и заставил того приникнуть к ним и тоже молиться, прося избавления от наваждения и чародейства. Да, сильное зелье приготовил шаман. Что бы было, если бы Святослав и впрямь дал его Малуше? И как там у них с Малушей ныне? Как вообще на Руси?
О Руси думали, собираясь в путь, и остальные спутники княгини. Они уже поняли, что долгих препон больше не будет: им выдали, как и положено, оснастку для судов, выделили провиант и рассчитались за все проданные товары. Жара в Константинополе уже спала, стояла прекрасная погода, без намека на дуновение осени, воздух, пропитанный запахами моря и цветов, был свеж. А на Руси уже в это время дожди, деревья окрасились желтизной и багрянцем. Недаром у них этот месяц так и называют — желтнем. Работы в полях уже закончились, свадьбы отыграли, пришло время охоты и ловов, веселых хмельных посиделок. Как же домой хочется!
Только восемнадцатого октября княгиня вновь явилась со своим посольством в Палатий. Опять все было торжественно и пышно, опять она склоняла голову, приветствуя базилевса. А взглянула на него — он улыбался. Спокойной и величественной улыбкой — только глаза оставались суровыми и брови были нахмурены, как и в тот день, когда она впервые явилась в Палатий. Все тот же Константин Багрянородный, владыка великой империи, без всяких следов дурмана и наваждения.
Они обсудили последние пункты договора: Константин был не против оставить в силе все соглашения, но настаивал, чтобы на Русь с Ольгой поехали византийские священники, дабы обучать язычников истинной вере, и просил княгиню проследить, чтобы им не чинили обид. Купцов из Руси будут принимать в Царьграде так же, как и ранее, выплачивая им месячину на содержание, но за это Ольга обязуется отправлять на службу в империю воинов и оказать помощь Корсуню Таврическому, если ромеи пострадают от нападок степняков. При этом Константин ни разу не напомнил, что был восприемником от купели русской архонтессы, как и не заикнулся о брачном союзе между их детьми. Впрочем, Ольга и не настаивала. Уже смирилась, что не бывать подобному.
Еще Ольгу и ее свиту, как и было принято у ромеев, богато одарили, выделив каждому немалую сумму в полновесных серебряных монетах. А Ольге лично от семьи императора было подарено большое золотое блюдо с изображением Иисуса Христа посредине, выполненное из цветной эмали и украшенное по краям драгоценными каменьями и редким розовым жемчугом. Но это блюдо Ольга отправила в дар Святой Софии. В конце концов, самое ценное, что она могла получить от Византии, — это свое крещение и принятие Бога в душе, и она получила его. А потому хотела отблагодарить.
Когда ее суда уже отплывали, на пристань явился патриарх Полиевкт, дабы в последний раз напутствовать новообращенную Ольгу-Елену.
— Благословенна ты в женах русских, так как приняла свет и оставила тьму. Благословлять тебя будут сыны русские до последнего рода. Отправляйся же в путь и ничего не опасайся, бойся только греха, ибо он отлучает от Бога!
Ольга поцеловала благословлявшую ее руку и поднялась на борт «Оскаленного». Корабли медленно стали отчаливать, пошли по изгибавшемуся вдоль берегов Золотому Рогу. Патриарх все стоял на пристани и крестил уплывающих русских. И ветер развевал его длинные темные одежды.
Глава 17
— Да вон же она, вон! — указывал Свенельд в сторону побережья по правому борту от ладьи. Он даже вскочил за дощатое перекрытие, удерживаясь рукой за веревки снастей. — Видите, вон лодка отчалила от берега, а на ней… Клянусь всеми молниями Перуна — на ней наша Малфрида!
На корабле все воодушевились. С чего бы? Казалось, что сейчас они встретят первого из своих, пусть даже и так еще далеко от родных краев.
Ольга заслонилась от бивших в глаза лучей солнца, вглядывалась в качавшуюся на волнах лодку. На ней были три человека в темных монашеских одеяниях, и княгиня лишь через миг поняла, что один из них и есть ее чародейка. Вон скинула куколь, ветер разметал ее темные волосы, машет руками своим. Ольга ей тоже помахала. И даже рассмеялась. От радости встречи, от необычности того, что ее ведьма, какую столько разыскивали по всему Царьграду и окрестностям, нашла убежище у монахов.
Когда Малфрида оказалась на борту «Оскаленного», все так и кинулись ее обнимать. Она переходила из рук Свенельда к Сфирьке, от княгини Божедарки к княжне Милосладе. Ольга сама едва протолкалась к ней, но, когда оказалась лицом к лицу… отчего-то замерла. Ибо вдруг уловила в улыбке Малфриды нечто чуждое и непривычное… пугающее.
