коммунистами или, по меньшей мере, антикапиталистами и коллективистами. Точно так же, как коммунисты пытаются поставить бедных выше богатых, антипсихиатры ставят „безумие“ выше „разума“» [379] .
Вся остальная критика развивается в подобном же русле. Сас называет Лэйнга проповедником «Новых левых», жителей Кингсли Холла – коммунарами, и выстраивает целую серию политических нападок. Он отмечает, что антипсихиатрия представляет собой не что иное, как завистливые атаки марксистами и коммунистами американцев и развитого ими социального уклада, нападки по причине приписываемой им ответственности за обеднение «слаборазвитых» народов. В русле такой антикапиталистической, антиколонизаторской антипсихиатрической перспективы безумец становится подобен не испорченному воспитанием ребенку или богатому чилийцу, сидящему на земле, полной меди.
Все достижения Лэйнга Сас обращает против него. Кингсли Холл описывается как «фабрика» по схождению с ума, существующая на деньги налогоплательщиков и спонсируемая, таким образом, из собственных карманов британцев. Он сравнивает Лэйнга с Фрейдом и Блейлером и говорит, что его деятельность ничем не отличается от деятельности его предшественников. Индикатором и своеобразным мерилом для Саса здесь выступает случай Мэри Барнс, которую он называет женщиной-волком. На его взгляд, точно так же, как невроз мужчины-волка стал священным символом психоанализа, психоз Мэри Барнс стал священным символом антипсихиатрии, а легенды о чудесных исцелениях, точно так же, как в психоанализе, подтверждают славу Лэйнга как исключительного целителя больных психозом. Вся разница для Саса в метафорах. В психиатрической больнице они медицинские, в Кингсли Холле Лэйнга альпинистские [380] .
Лэйнг, к слову, был настроен по отношению к Сасу более позитивно. Он никогда не высказывал открытой враждебности и, напротив, настаивал больше на общности, чем на различии их идей. Во введении к «Здравомыслию, безумию и семье» он ссылался на «Миф душевной болезни» Саса и высоко оценивал его идеи, как и в интервью Бобу Маллану [381] . Однако публикация такой критической статьи не оставила Лэйнга равнодушным, и в 1979 г. он ответил в обзоре книг Саса «Теология медицины», «Миф психотерапии» и «Шизофрения» в
В этих трех книгах Сас продолжает, расширяет и углубляет резкую критику, начатую им в 1961 г. в работе «Миф душевной болезни» в отношении того, что он расценивает как злоупотребление медицинской метафорой в нашем обществе… Он предполагает, что на самом деле мы излишне игнорируем медицинскую метафору. Если все мы признаем, что то, что Сас выносит на обсуждение, есть безусловная истина, то психиатрия исчезнет, как и то, что он называет антипсихиатрией. <…> Достойно лишь удивления, что все это происходит на пустом месте; не превращает ли он медицинскую метафору в фетиш, а психиатрию – в козла отпущения? В этих книгах мы не находим серьезного анализа структур власти и знания, подобного тому, который можем найти у Фуко и Деррида [382] .
Ответный удар Лэйнга был, что называется, не в бровь, а в глаз.
Надо признать, что Сас в этой полемике выглядит не очень хорошо. Во-первых, эту вражду и поиск различий в сходствах впервые затеял именно он. Лэйнг всегда обращал на это не очень много внимания. Во-вторых, в этом поединке он использовал не всегда чистые методы. В одной из своих статей Сас, в частности, будет припоминать Лэйнгу его семейные проблемы, копаясь в его грязном белье [383] . В-третьих, не менее ожесточенную полемику и критику Сас продолжает и после смерти Лэйнга, когда Лэйнг ответить ему уже не может.
Исследователь творчества Лэйнга Д. Берстон отмечает, что разница между Лэйнгом и Сасом обусловлена их различной направленностью. Сас, подчеркивает Берстон, – либертарианец, Лэйнг – экзистенциалист [384] . Теодор Иттен и Рон Робертс развивают ту же линию и говорят о том, что неприятие Сасом Лэйнга было обусловлено восприятием его как коммуниста, находящегося в оппозиции к философии свободного рынка, которая лежала в основе либертарианских принципов Саса [385] .
По сути, Лэйнг и Сас отличаются направленностью своих исследований. Сас более политизирован, его интересует исторический контекст, причем, исторический в смысле исторического становления тоталитаризма или демократии. Лэйнг действительно более экзистенциален. В фокусе его внимания не исторические и эпистемологические, а онтологические основания общества. В своих взглядах и исследованиях они рознятся так же, как рознятся их первые книги. На самом деле именно первые книги показывают все различия. Однако они оба описывают идею психического заболевания как миф, за котором ничего не стоит, и обличают парадигму и методы психиатрии как института власти.
Франко Базалья – единственный антипсихиатр внутри антипсихиатрического круга, с которым у Лэйнга были нейтральные отношения, без острой критики (как с Сасом) и ярких ссор (как с Купером).
В своих идеях Базалья исходит из того, что психическое заболевание существует как заболевание, одной из основных характеристик которого является утрата свободы. Не общество изобретает этот диагноз, человек действительно болен, но общество придает болезни определенный статус, отводит этому больному определенное пространство – сумасшедший дом. Это место, где больной окончательно теряет как свободу, так и индивидуальность. Это место, где жизнь подчиняется определенным правилам, которые человек вынужден соблюдать.
В выступлении на Международном конгрессе социальной психиатрии в Лондоне (1964 г.) Базалья призывает проделать путь через последовательное разрушение сумасшедшего дома к сооружению больницы как места лечения психически больных. Первым шагом в этом лечении должно стать возвращение больному той свободы, которой его лишили сами психиатры. Для того чтобы окончательно вписать безумие в экзистенциальный порядок бытия, необходимо разрушить стену психиатрической больницы, открыть ее двери. Это необходимо по той причине, что безумец уже множество столетий существует в пределах сумасшедшего дома, как говорит Базалья, он воспринимает закрытую дверь как свой собственный внутренний барьер, а ограниченное пространство психиатрической больницы ассоциирует со своим внутренним вакуумом. Тем самым Базалья, так же как и Лэйнг, пытается вписать безумца в общественный порядок, снять с него отчуждение общества. Тем не менее, позиции Лэйнга и Базалья во многом расходились, эти расхождения они оба признавали и относились к ним весьма терпимо. В этом отношении любопытна беседа, состоявшаяся между ними в 1972 г.
Лэйнг не разделял идей Базалья о полном упразднении психиатрической больницы и невозможности ее реформирования. Сам Базалья характеризовал это отличие следующим образом:
В последние годы наша деятельность шла путями, в чем-то похожими, в чем-то отличными от тех, которыми двигался Рональд Лэйнг. Хотя наши методы различны, мы оба отдали себя борьбе за изменение реальности. Теория и практика Лэйнга фокусируются и концентрируются на индивидуальном субъективном изменении, тогда как мы склонны концентрироваться на социальном преобразовании, сосредоточивая внимание на других уровнях этой проблемы. Лэйнг стремится встряхнуть человека с его инерцией изнутри; мы посредством специфической деятельности стремимся преодолеть инерцию общества. Концентрация на чем-то не означает материализации, и эти два аспекта, субъективный и социальный, являются двумя сторонами одной реальности. Они развертываются в нас и одновременно определяют нас [386] .
Лэйнг, таким образом, всегда акцентировал личностный аспект, и его реформирование психиатрических институций, как мы видели, всегда было направлено на то, чтобы найти идеальное место, где человек может пережить боль и счастье своего личностного, экзистенциального развития. Лэйнг действительно, и в этом Базалья совершенно прав, всегда шел от пациента и его опыта. Базалья же отталкивался от социальной и политической ситуации, для него первичными были социальные, а не личностные и экзистенциальные трансформации. Лэйнг настаивает:
Кто-то должен превзойти этот страх, это расстояние, отделяющее нас от боли других, которые напоминают нам о нашем собственном несчастье, наших границах и нашем отчаянье. <…> Это далеко не просто, жить с людьми, которые переживают расстройство, которые переживают безмерные страдания. Быть способным пережить их муки – это очень трудная вещь [387] .
Базалья в своей теории и деятельности всегда настаивал на континуальности социальной системы, подчеркивая, что для институциональной системы психиатрии не существует никакого «внутри» и «снаружи» и что это лишь различные ракурсы рассмотрения проблемы. Поэтому Базалья считал, что саму систему можно изменить и оставаясь внутри ее, и располагаясь снаружи. Лэйнг не разделял этой позиции, заключая на основании своего опыта, что изменения изнутри системы всегда могут происходить лишь до определенного предела, и
