— Это там, в погребе, на горке! — догадалась Милка.
— Собровцы на мину напоролись… — успел пробормотать Таран, но тут тряхнуло гораздо сильнее, так, что они с Милкой не устояли на ногах и полетели на пол. А следом так шандарахнуло, что Юрка разом потерял сознание.
НАС ИЗВЛЕКУТ ИЗ-ПОД ОБЛОМКОВ?
Таран, конечно, не первый раз взрывался, но все-таки опыт в таком деле особого значения не имеет. Тут уж как повезет. Летом на даче полковника Мазаева ему повезло больше. Пролетел немного по воздуху, шлепнулся на кучу сена, отряхнулся, почесался — и убег в нужном направлении. Когда час назад или даже меньше подорвался на растяжке у двери, ведущей к «театральному» коридору, тоже повезло — успел щелчок услышать, отпрыгнул вовремя, плюхнулся на относительно мягкую Милку. В этот раз, когда Юрка открыл глаза, ему показалось, будто теперь-то хана настанет совершенно неизбежно и ему надо молить Господа Бога, чтоб это дело не затягивалось надолго.
Он лежал лицом вниз на цементном полу, а на спину ему давило что-то неровно-плоское, жесткое и дьявольски тяжелое. Скорее всего, как представилось поначалу Юрке, — бетонная плита.
Прекрасно соображая, что угодил под завал, Юрка больше минуты пролежал совершенно неподвижно, вообще не пытаясь ни двигаться, ни даже лишний раз вдохнуть-выдохнуть. Шевелиться Таран боялся потому, что ему казалось, будто, ворохнувшись, он может чего-нибудь сдвинуть, и тогда обломки, обвалившись, расплющат ему руки-ноги, переломают кости, но при этом не раздавят голову, защищенную шлемом, и тогда будет очень больно.
Однако, когда эта минута истекла, Юркина башка стала соображать получше и более критически воспринимать окружающую обстановку. Более того, он стал ощущать кое-какие несоответствия между своими первыми впечатлениями о ситуации и тем, что имело место в действительности. Например, в промежуток между шлемом и воротником бушлата периодически вкатывалась легкая волна теплого воздуха. То есть кто-то рядом дышал. Вскоре после того, как у Юрки восстановился слух — он от взрыва на какое-то время оглох, — Таран и само сопение расслышал.
Отсюда Юрка сделал достаточно смелый вывод, что на спине у него лежит не бетонная плита, поскольку плиты обычно не дышат, а нечто более живое, хотя и не менее тяжелое. То есть скорее всего Милка, привалившаяся к нему своим «лифчиком», набитым автоматными магазинами и надетым к тому же поверх тяжелого бронежилета. Конечно, поскольку дыхание само за себя говорило, можно было воздержаться от дурацкого вопроса, но Юрка все же спросил:
— Мил, ты жива?
Ответ тоже не отличался логикой:
— Да… Аты?
— Ты отодвинуться можешь? — скромно поинтересовался Таран, который не чуял особой разницы в том, под какой тяжестью отдавать концы: под бетонной плитой весом в центнер или под бабой, у которой вес со средствами защиты и боекомплектом тоже подваливал к ста килограммам.
— Могу, кажется… — неуверенно произнесла «королева воинов», но все же сумела освободить Тарана от тяжкого груза. После этого она еще и фонарик нашарила, который, как это ни удивительно, в очередной раз не разбился. За спиной у Юрки вспыхнул тусклый свет, и Таран, отодвинувшись от стенки, освободил и руки и ноги.
— Тут даже сидеть можно, — с чувством глубокого удовлетворения произнесла Милка.
Таран этого глубокого удовлетворения, конечно, не разделял, но все же, осмотревшись как следует, сообразил, что им повезло намного больше, чем могло бы.
Несколько мощных взрывов, прогремевших в бывшем погребе, в гараже и прочих подземельях, должно быть, вызвали какие-то подвижки грунта, которые смяли, сломали и даже обрушили железобетонные стены и своды коридора, где находились Юрка с Милкой. Однако непосредственно над ними накренившаяся бетонная стена уперлась верхним краем в противоположную стену и образовала не то «шалаш», не то «вигвам», защитив собой от обвала участок пола длиной примерно в два метра, а шириной и высотой — около полутора. Какие-то мелкие обломки все же сумели провалиться внутрь этого пространства, но никаких серьезных повреждений «мамонтам» не нанесли. Конечно, наклонившаяся, выпуклая в одних и вогнутая в других местах, покрытая трещинами и выбоинами стена выглядела до жути ненадежно, и ясно было, что она завалится при первом удобном случае. Однако, пока не завалилась, какая-то надежда пожить подольше оставалась. По крайней мере, пока воздуха хватит.
Сидеть действительно было вполне возможно. Правда, желательно по-турецки, чтоб не нажить радикулит или чирьи на заднице — пол был очень холодный. Милка с Тараном кое-как смогли усесться, подогнув под себя ноги, и даже не чуяли особого неудобства от жестких рантов армейских ботинок.
— По-моему, сифонит откуда-то, — заметила Милка, скорее с надеждой, чем с полной уверенностью. — Не чувствуешь?
Таран поднял бронестекло на шлеме, послюнил указательный палец, поднял его вверх. Да, откуда-то слева тянуло прохладным сквознячком.
— Посвети-ка сюда! — попросил Юрка. Милка повернула фонарь в указанную сторону.
Примерно в том месте, куда была направлена Таранова башка, когда он еще лежал на полу, между наклонившейся и более-менее вертикальной стенами, просматривался зазор в форме неправильного треугольника. Нижняя часть этого зазора была завалена осыпавшимся грунтом и обломками бетона, а вот в самом верхнем углу «треугольника», похоже, существовало свободное пространство, через которое тянуло относительно свежим воздухом.
— Да, — заметил Таран, — похоже, мы тут не задохнемся…
— Без воды, говорят, трое суток можно прожить, — философски произнесла Милка. — Может, кто-то и откопает…
И потушила фонарь, у которого и так батарейки на ладан дышали.
Юрка про себя подумал, что если и откопают, то эти «кто-то» скорее всего будут собровцами. Сулило это в лучшем случае тюрьму, а в худшем, если вспомнить о том, что «мамонтов» не судят и не сажают, — быстрый переход на тот свет. Наверняка, если собровцы уже прибыли на территорию бывшего пионерлагеря, никого из «мамонтов» тут нет. Так что надеяться на то, что откопают свои, не стоило. Кстати и СОБР после того, как кто-то из них подорвался на минах, от которых небось и все прочие заряды, заложенные Седым, сработали, прочесав окружающую местность, уступит поле деятельности специалистам по разминированию. А те убедятся, что наверху взрывоопасных предметов нет, и в заваленные подземелья не полезут. На фига это нужно? В общем, шансов выбраться из этого склепа было ровным счетом ноль без палочки…
Но тут Таран своим ушам, а потом и глазам не поверил. Через ту же самую дырочку, откуда в бетонный «шалаш» поступал воздух, долетели звуки далеких, но вполне четких шагов, хруст бетонных осколков под ногами, а затем откуда-то издали блеснул свет фонаря. Ну, и в довершение всего голоса послышались:
— Глюк это, Седой! Ей-богу, глюк! Сам посуди, что тут могло мигать, а? Стена на стену налезла, а потолок на пол… Если и был тут кто-нибудь — уже давно в лепешку превратился…
— Помолчи, а? — произнес до ужаса знакомый голос.
У Тарана аж сердце сжалось: Седых Иван Андреич собственной персоной! Значит, их не придавило. И они там, в бывшей тюрьме, благополучно разгуливают. Правда, непонятно, кто пленников караулит, раз они с подручным вдвоем. Неужели их все-таки больше? Все же их одиннадцать было, как утверждал Птицын. Даже двенадцать, если считать с Чалдоном. Ну, Чалдон тут, конечно, не появится. А насчет еще двоих — то это не факт, что их могли на верхних этажах перестрелять. Седой тоже наверху был, в рупор с Генрихом переговаривался, однако же жив. Так что пока Седой с одним корефаном здесь инспекцию наводит, двое пленников сторожат. Посадили на пол и держат под «стволами»… Могли, правда, всех своих «гостей» по камерам рассовать, если эти самые камеры не развалились. А могли просто связать в общее «колечко» пять баб и двух мужиков наручником, чтоб они передвигались только «хороводом». В таком
