положении они тоже никуда из здешней тюряги не денутся. Даже если в колодце и в самом коллекторе — не иначе как единственном выходе отсюда! — уже вполне приемлемая температура и атмосфера. То есть можно спускаться и драпать помаленьку.
Но нет. Если б уже можно было бы спускаться в люк, то Седой здесь не сидел бы и не интересовался тем, что могло мигать в подземном коридоре, где уже полгода, как свет отключен. Внимательный, гад! Фонарик Милка держала включенным минуты две, не больше. Да и свет у него немощный. Однако же Седой этот хилый лучик разглядел, хотя отсюда до тюрьмы метров тридцать, никак не меньше…
— Пошли, Вань! — нудно произнес подручный. — Здесь же чихнуть лишний раз нельзя, все на соплях держится. Завалит на хрен — ни за понюх сдохнем.
— Пимен, — жестко произнес Седой, — ты думаешь, почему я всех кинул, а тебя оставил? Могу сказать откровенно, без обиняков: потому, что ты самый неразговорчивый в нашей конторе. Но начинаю, блин, думать, что ошибся. У тебя, оказывается, дар речи прорезался.
— Да я ж, Ваня, за тебя беспокоюсь.
— Спасибо, родимый. Хотя беспокоишься ты, кореш, не столько за меня, сколько за себя. Потому что без меня ты — никто. Верно говорю? Ты это уже четко усвоил?
— Само собой, Вань, смешно говорить даже. Мне и не выйти без тебя отсюда. Не говоря о том, что с этой толпой делать. Перестрелять только разве смогу…
— Ценю откровенность. Вот с учетом всего этого — держись за меня, не вякай, не выступай и делай, что скажу. Тогда будешь богатым и здоровым. А главное — свободным и живым. Сейчас для нас самое главное — дождаться, пока труба остынет и проветрится…
— Зря мы этот бензин туда лили! — вздохнул Пимен. — Ща бы уже слиняли!
— Бензин мы не зря лили, — буркнул Седой. — Если б не этот Комок гребаный и другие козлы, все было бы ништяк! Их сюда послали ход блокировать, чтоб «мамонты» не пролезли. И если б они варежку не разинули, а побыстрее шевелились, то успели бы! Нет же, там умники оказались — решили, что больше моего соображают. Две канистры бензинчика взяли и понесли с собой. Зачем, спрашивается? Видишь ли, Комку или кому-то еще показалось, что там, на конечном пункте, машина незаправленная стоит. Потому что Комок или они все хором решили, будто умнее, чем Ваня Седой. И что у Вани голова совсем дурная и об этом бензине загодя не подумала. А пока они эти сорок литров нацеживали — время ушло, пять или десять минут, а может, и пятнадцать. Вот Генрих и успел запустить своих братков сюда. Хитрый все же полкан! Все разнюхал. И пацаненка как-то раскусил, и Авдея расколол. Не было б его — все «мамонты» уже давно накрылись бы…
— Как?
— Да очень просто. Авдеев должен был сразу после того, как Генрих накроется, поднимать весь отряд, грузить на машины и везти на аэродром. За ними в здешнем полку ВТА закреплен самолет «Ан-12». На нем они должны были взлететь якобы для срочной смены дислокации. Естественно, без оружия и боеприпасов. Сам понимаешь, наверно, что никуда бы они не долетели. А все их барахлишко приехало бы к нам сюда. С небольшой охраной под командой того же Авдея. После этого этот майор мне б уже на хрен был не нужен… Ладно, не выгорело, так чего вспоминать… Будем делать деньги с того, что есть.
— Вань, пошли трубу проверим, а? Может, остыла уже?
— Остыть она, может, и остыла, но не проветрилась — это точно. Раньше чем через час не полезем.
— У нас же противогазы есть.
— А у Трехпалого с Магомадом и баб — нету. Поведем их — и уморим, а они живые нужны. Это наши деньги, понимаешь? Очень большие. Тебе лично обещаю за них пятьсот тысяч баксов. Ты такие деньги хотя бы во сне видел?
— He-а… Я больше десяти тысяч в натуре не видал.
— Будешь хорошо работать — может, и накину. Ладно, пошли отсюда. Похоже, прав ты, Пимен. Глючило мне насчет света. Нервишки сдают…
Хрустящие шаги обоих удалились от завала, и Милка рискнула прошептать Юрке в ухо:
— Ну, Авдеев, ну, зараза! Двести человек без малого мог бы на тот свет спровадить!
— Дурак он первостатейный! — отозвался Таран. — Седому верить — это ж себя не уважать. Между прочим, я почти уверен, что он и Пимена этого кинет напоследок. Точнее, просто пристрелит, и все. Другие небось шибко умные были, вот он их и оставил запертыми и заминированными со всех сторон, сидеть и смерти дожидаться. А дурака и с собой взять можно… Чтоб потом легче почикать было.
— Во сволочь! — вздохнула Милка. — Даже Вова такого паскудства не допускал…
— Ну да! — хмыкнул Таран. — Плохо ты его знала, видать… Седой по сравнению с ним теленок.
— Ладно, — Милка спорить не собиралась. — Хрен с ними со всеми. Чего делать будем? Ждать, пока, как в песне, «нас извлекут из-под обломков»?
— Может, сами откопаться попробуем… — неуверенно пробормотал Юрка, хотя Милка именно такого ответа и ожидала.
— Вот тут, где зазор, по-моему, можно вылезти, — сказала Милка. Не включая фонарь, она взяла Юрку за кисть руки и провела ею по сколу бетонной плиты.
— Да, — ответил Таран, передвинув руку на сам зазор и ощупывая заполнявшие его куски грунта и бетона. — Здесь, по-моему, и обломки мелкие, и лежат неплотно. Только вот…
Он хотел сказать, что сильно сомневается в том, что, даже сняв все снаряжение, бронежилет и бушлат, сумеет протиснуться через эту треугольную щель, даже начисто ее расчистив. Зато в том, что Милка в нее даже голая и намыленная не пролезет, вовсе не сомневается. Но страшно было отбирать у человека надежду. И поэтому Юрка сказал совсем другие слова:
— …Боюсь, без шума разобрать не удастся. Видала, как Седой на свет прибежал? Начнем камни ворочать — опять прискочить может. Кинет нам сюда для пущего счастья гранату…
— Ну и что, предложишь ждать, пока он отсюда отвалит? — проворчала Милка. — Или пока СОБРы сюда придут?
— А ты еще воевать с ним собираешься? — удивился Таран. — Из могилки готовой?
— Покамест я живая, — угрюмо заметила Милка. — И даже очень здоровая!
Прежде чем Юрка успел что-либо сообразить, «королева воинов» привстала, уперлась лапищами в бетон повыше зазора, да как даванула!
Стенка заметно дернулась вперед, а где-то сзади послышался противный, похожий на хрип, скрежет бетона по бетону: хр-р-р!
В мгновение ока Таран сообразил, что там, наверху бетонного «вигвама», плиты не соединены арматурой, и если Милка еще разок даванет, то вся эта система завалится… Мама родная! Да они ж уже поползли, эти плиты! Вот-вот грохнутся!
— Стой! — испуганно воскликнул Юрка, подхватывая за ремни лежавшие на полу автоматы. — Стой! Нас же раздавит на фиг!
И чисто инстинктивно шарахнулся к той стенке, на которую давила Милка. То есть привалился к бетону плечом…
Последняя соломинка, как говорят на Востоке, ломает хребет верблюда. Хр-р-р-р! — и неожиданно тяжеленная плита легко пошла вперед, а Милка вместе Тараном, судорожно вцепившимся в два автоматных ремня, по инерции повалились вместе с ней.
Шарах! — плита рухнула на какую-то полуметровую насыпь из обломков, выдернув «мамонтов» из «вигвама». Буквально через секунду после этого остальные плиты с грохотом повалились на то самое место, где только что находились Милка и Юрка…
КОКТЕЙЛЬ ДЛЯ ИВАНА АНДРЕЕВИЧА
Грохот этот, конечно, не мог оставить равнодушными Седого и Пимена. Но они никак не могли подумать, что этот грохот имеет искусственное происхождение. Решили, будто все само собой рушится. И первой мыслью было, что и в тюрьме сейчас тоже все завалится. Однако, поскольку грохот был
