дяденьки!
«Дяденьки» не просто остановились, а скорее выполнили команду «замри!» из популярной некогда детской игры «Замри — отомри». То есть буквально окаменели в тех позах, в каких их застала Лизкина команда. Один только-только успел сунуть лопату в уголь, навалился на нее грудью и замер в полусогнутом состоянии, а второй как бы застыл с выброшенной вперед лопатой — прямо статуя эпохи соцреализма!
— Отомри! — заорал Таран так, что у самого в ушах зазвенело. Но ни один из кочегаров не пошевелился.
— Это что же? — удивился Юрка. — Они, выходит, тебя слышат, а меня — нет?
— Нет, они все слышат, но подчиняются только мне, понятно?! — заявила Лизка. — Садитесь на лавочку, дяденьки, отдыхайте!
Кочегары немедленно «ожили», бросили лопаты, дружно подошли к скамеечке и сели точь-в-точь так же, как сидели наверху Танька и Полина. Таран теперь почти не сомневался, что Галька, поскольку Лизка, уходя, не дала ей никакой другой команды, все так же стоит с поднятыми вверх руками…
— Интересно… — пробормотал Юрка. — Значит, они на самом деле вовсе не глухие? Может, они и говорить умеют? Спроси у них!
— Дяденьки, — выполняя просьбу Тарана, произнесла Лизка, — вы говорить умеете?
— Да! — Это слово кочегары произнесли дружно и слитно, в один голос. Прозвучало это прямо как гром среди ясного неба.
— Ни фига себе! — покачал головой Таран. — И правда, роботы какие-то… Ладно, пошли отсюда.
Поднимаясь наверх, Юрка размышлял над тем, что ж это за дрянь была подмешана в водку. В прошлом году он столкнулся с Шуркой, а потом с Милкой, которых приучили колоться неким снадобьем: от него бабы сперва испытывали приподнятое настроение и неистовое сексуальное желание, затем через пять часов впадали в депрессию и сонливость, а потом еще через пять часов входили в ломку, которую без нового укола практически никто не выдерживал… Эту гадость производила какая-то подпольная лаборатория, находившаяся под началом Дяди Вовы. Может, и эта дрянь из его наследства? Может, эта самая лаборатория, по слухам, находившаяся в бывшем пионерлагере «Звездочка», после смерти Вовы перешла к Трехпалому и переехала сюда, в санаторий?
Но, уже поднявшись обратно в коридор, Таран подумал, что поспешил с выводами. Нет, навряд ли тут, даже где-нибудь в подвале, находилось такое подпольное заведение. Слишком уж просто войти на территорию санатория и выйти отсюда. И люди тут какие-то живут поблизости, могут что-нибудь подозрительное приметить. Да и уж очень сомнительно, чтоб жирная, хитрая, но явно необразованная Дуська, к тому же явно сама сильно пьющая, могла разработать такой препарат. Самогону нагнать — на это ее химических познаний, наверно, хватило бы. Шмаль какую-нибудь сварганить из маковой соломки — может быть, если по готовому рецепту. Но тут-то явно что-то особенное, превращающее людей в человекообразных роботов, начисто лишенных собственной воли… Нет, это химия уровнем повыше!
Тарану захотелось срочно слазить в подпол, располагавшийся под бельевой, и посмотреть, что там имеется. Впрочем, Лизка там уже была, знает…
— Лиз, ты говорила, что эта дрянь, которой Дуська всех напоила, была вместе с нашим багажом в подполе?
— Вроде бы да. Там у ней самогонный аппарат стоял, а на полочке — две одинаковые банки из темного стекла. Такие, типа аптекарских, со стеклянными пробками. А в них чего-то насыпано. Порошок какой-то. Но я не открывала, побоялась, что нюхну случайно и тоже закайфую… Может, это какой-нибудь кокаин новый?
— Правильно, — одобрил Таран, хотя был четко убежден, что порошок вряд ли был кокаином.
В предбаннике душевой все было по-прежнему. Галька действительно стояла все в той же позе, вытянув руки вверх, и, похоже, ни чуточки не устала. Полина и Танька сидели на прежних местах.
— Ладно, — сказал Таран, — по-моему, нам здесь больше нечего делать. Так что командуй им, чтоб вставали, брали вещи и грузились в машину. А я сбегаю, прихвачу эти банки. Мы их умным людям отвезем, может, они разберутся, что это за дрянь…
Юрка побежал в бельевую, открыл люк, спустился по деревянной лесенке в подпол. Да, он был прав: все, что там находилось, никак не подходило под понятие «лаборатория». Самогонный аппарат был самый примитивный, к тому же явно давно заброшен. Наверно, его сооружали в давние, почти легендарные времена горбачевской «антиалкогольной кампании», когда Таран еще пешком под стол ходил. У его отца тоже имелся подобный агрегат, который он прятал в кухне. Правда, поменьше, потому что папаша соорудил его исключительно для семейных нужд. А здешний, судя по всему, предназначался для коммерческого производства.
Полочку с двумя химическими банками из коричневого стекла, которые были закрыты притертыми стеклянными пробками, Юрка разыскал довольно быстро. Однако, кроме них, ему на глаза попался наглухо запаянный двойной полиэтиленовый мешочек, в котором просматривались некие желтоватые гранулы размером примерно с крупные подсолнечные семечки, но по фактуре напоминавшие кукурузные палочки. На мешке Таран увидел цифры «331», написанные от руки красным фломастером.
Забрав в охапку и банки, и мешочек, Юрка вылез из подпола, закрыл крышку люка и вышел в коридор. Как оказалось, пока он лазил, Лизка уже вывела остальных баб во двор, заставила погрузить вещи и посадила в машину.
— Ничего не забыли? — спросил Таран, подойдя к «Ниве» и открыв заднюю дверцу, чтобы запихать мешочек и банки в клетчатую «челноковскую сумку», где было еще достаточно места.
— Нет. Даже куртку твою принесли, — доложила Лизка, уже восседавшая на правом переднем сиденье в обнимку с корзинкой, где отдыхала от ратных подвигов кошка Муська.
Таран надел куртку, уселся на водительское место и оглянулся. Ему не очень приятно было ощущать за спиной Гальку и Таньку, даже в таком вроде бы безопасном состоянии. Нет, Таран вполне доверял тому, что продемонстрировала Лизка, но ведь действие этого препарата не вечно. А вдруг через полчаса или через час эти стервы перестанут быть послушными?
— Ты у них карманы проверила?
— Конечно, — доложила Лизка с удовольствием, — только там уже ничего не было. Их еще Дуська обшмонала начисто.
— Понятно… Слушай, а как ты узнала насчет того, что они стали такими… очень послушными?
Лизка хотела ответить, но Таран уже подкатил к воротам и трижды погудел. Поэтому разговор продолжился только после того, как дед-сторож открыл ворота и выпустил «Ниву» за забор.
— Ну, когда ты уехал, я сперва выбежала во двор. Смотрю: машин нет, все тихо. Потом вернулась и вижу, что Полина глаза открыла. Но не так, как обычно, а как-то странно, понимаешь? Типа того, что смотрит, а ничего не видит. И почти не моргает. Я даже думала, будто она уже померла или помирает. Испугалась, конечно… Ну и сказала с перепугу: «Встань!» А она взяла и встала как столб. Спрашиваю: «Ты ходить можешь?» Отвечает: «Могу». Говорю ей тогда: «Иди вперед!», а она и пошла. Как робот, понимаешь? Будто ни крови, ни трупа, ни зеркала разбитого не видит. Вышла из комнаты, перешла коридор и стала упираться в стену. То есть она эту самую команду «иди вперед!» выполняла, даже не соображая, что стену проломить не сможет!
— Да-а… — озадаченно произнес Таран. — А дальше что?
— А дальше я ей сказала: «Иди назад!» Так она знаешь, что вытворила? Пошла спиной вперед, не оборачиваясь! Дошла не только до двери в саму душевую, но и дальше, до самой стены с окошком дошла. Спиной вперед! И хоть бы раз оступилась! Уперлась задницей в стену и опять стала толкаться, будто проломить ее хотела…
— А потом и Галька с Танькой очнулись?
— Ага. Почти одновременно. И я сразу поняла, что с ними то же самое, по глазам. Я, конечно, проверила, приказала им пару раз встать-сесть — выполнили! Потом спросила: «Где наши вещи?» Они отвечают хором, как те кочегары: «Не знаю!» И больше ничего…
Таран вывернул с развилки налево, в сторону шоссе, по которому гонялся за Вязигой. А Лизка продолжала рассказывать:
— В общем, я поняла, что от них толку не добьешься. Пошла сама искать, добралась до этой
