никогда готов тебя выслушать.
Она ничего не отвечала, разглядывая свои руки.
— Ты его ненавидела, — продолжал он. — Не за то ведь, что он любил выпить.
— Нет, не за это, конечно.
— Так в чем было дело?
Она стала рассказывать; стоило лишь начать, и все показалось не так уж трудно, как думалось прежде. Рассказала об отъезде Молли и Джесс, о закрытии Ривервью-Хауса, о том, как осталась на попечении Луизы Форрестер. Потом на сцене появился Билли Фосетт — судя по всему, тетин близкий друг.
— Я невзлюбила его с первой же секунды. Какой-то он был… — она поморщилась, — нечистый. Живчик такой, все подмигивал, и почему-то я знала, что доверять ему нельзя.
— А тетя твоя не видела в нем ничего такого?
— Не знаю. Тогда я страшно боялась, что она выйдет за него замуж, но теперь, задним числом, понимаю, что она вряд ли сделала бы такую глупость.
— Так что же произошло?
— Он пригласил нас в кино. Шел «Человек в цилиндре». Я сидела рядом с ним, и он стал ощупывать мое колено. — Она посмотрела на Эдварда. — Мне было четырнадцать, я понятия не имела, чего он хочет. Я перепугалась и выбежала из зала, а потом тетя Луиза ругала меня на чем свет стоит. — Джудит нахмурилась. — Тебе еще не смешно?
— Нет. Я ни за что не буду над тобой смеяться. Ты сказала тете Луизе?
— Я не могла, просто не могла. Не знаю почему.
— И это все?
— Нет.
— Тогда расскажи мне остальное.
И она рассказала ему о дождливом воскресенье, когда осталась одна в доме и поехала на велосипеде на Веглос, чтобы убраться подальше от Билли Фосетта.
— Обычно он следил за нами из своего коттеджа. Уверена, у него был бинокль. И он знал, что я в тот день осталась одна — тетя Луиза по наивности своей проговорилась. Короче, когда я вернулась домой…
— Неужели он поджидал тебя?
— Только я дверь за собой захлопнула — он звонит по телефону и говорит, что сейчас придет. Я позапирала все двери и окна, кинулась наверх и спряталась под кровать тети Луизы. И минут, наверно, десять он кричал, ругался, молотил кулаками и звонил в двери — пытался до меня добраться, а я лежала под кроватью в полнейшем ужасе; сколько себя помню, никогда мне не было так страшно. Он являлся мне в кошмарах. И до сих пор это иногда повторяется. Один и тот же сон — что он забирается ко мне в спальню. Я знаю, это так по-ребячески, но стоило мне увидеть его сегодня, и я буквально окаменела от ужаса…
— Я первый человек, кому ты рассказываешь все это?
— Нет. После того как погибла тетя Луиза, я рассказала мисс Катто.
— И что она сказала?
— О, она была сама доброта, но при этом подошла к делу сугубо практически. Она заявила, что он просто-напросто развратный старикашка и что я должна выбросить все это из головы. Но ведь ты не властен над тем, что происходит у тебя в голове, разве не так? Если бы я могла совершить какой-нибудь физический поступок, к примеру, убить Билли Фосетта, раздавить его, как паука, тогда, может быть, мне и стало бы легче. А так я ничего не могу поделать — все в душе у меня переворачивается, как у психопатки, всякий раз, когда я слышу его имя или вспоминаю о нем.
— Это-то и произошло тогда в Рождество, когда я поцеловал тебя за портьерами в бильярдной?
Одно лишь упоминание Эдвардом о том инциденте настолько смутило ее, что кровь жаркой волной бросилась ей в лицо.
— Это было совсем, совсем по-другому, Эдвард! Ты не должен так думать. Но когда ты… дотронулся до меня… все пошло не так.
— Мне кажется, ты травмирована.
Она повернулась к нему, чуть не плача от отчаяния:
— Но почему мне никак не избавиться от этой травмы? Я не хочу жить с этим до конца своих дней. И я все еще боюсь его, ведь он так меня ненавидит…
— Почему он тебя ненавидит?
— Потому что я не подпустила его к себе. И еще потому, что когда тетя Луиза погибла, оказалось, что она завещала мне все свои деньги.
— Понимаю… Этого я не знал.
— Мне не велели никому говорить об этом. Не потому, что это какая-то тайна, просто говорить о деньгах вульгарно, сказала мисс Катто. Твоя мама, конечно, знает и твой отец тоже. А больше никто.
— Много денег? — спросил Эдвард. Джудит уныло кивнула.
— Однако это просто замечательно.
— Да, замечательно, пожалуй. Это значит, что я могу покупать людям подарки, а теперь вот у меня и собственный скромный автомобиль появился.
— И этого Билли Фосетт никогда тебе не простит?
— Он был на похоронах тети Луизы. У него был такой взгляд, что я не сомневалась — он с удовольствием бы меня прикончил.
Эдвард, вопреки своему обещанию, улыбнулся:
— Если бы взглядом можно было убивать, никого бы из нас давно уже не было в живых.
Он загасил окурок, обнял ее обеими руками и, наклонившись, поцеловал в щеку.
— Милая Джудит, какая пренеприятнейшая буря в малюсеньком стаканчике воды! Знаешь, что я об этом думаю? Я думаю, тебе необходим некий толчок. Что-то должно произойти. Я не знаю что, но тебя ждет какое-то неожиданное событие, и тогда все разрешится само собой, ты исцелишься и позабудешь обо всех своих комплексах. Ты не должна позволить одному тяжелому воспоминанию встать преградой между тобой и любовью. Слишком уж ты хороша для этого. И не всякий мужчина будет так же верен и терпелив, как я.
— Ох, Эдвард, мне так жаль…
— Тебе не стоит ни о чем сожалеть. Но обязательно дай мне знать, когда все это будет позади. А теперь, я думаю, пора отвезти тебя домой. Поскольку вечер получился насыщенный.
— Хорошо, что это ты оказался здесь, рядом со мной.
— Когда ты вернешься к нам в Нанчерроу?
— В следующее воскресенье.
— Мы будем тебя ждать.
Он поднялся на ноги и подождал, пока она выбиралась из-за столика. На город давно уж опустились вечерние сумерки. Солнце скрылось, нырнув в море, и синева неба сгустилась до оттенка сапфира. Мелкие волны плескались о причал, гавань была охвачена кольцом якорных огней рыболовных судов. На улице еще можно было увидеть людей — любителей понежиться в теплом вечернем воздухе, не спешивших укрыться в четырех стенах. Но Билли Фосетта и след простыл.
Эдвард взял Джудит под руку, и они медленно пошли туда, где он оставил свою машину.
Он позвонил на следующее утро. Джудит была в кухне — помогала миссис Уоррен мыть посуду после завтрака, — когда из лавки принеслась галопом Элли.
— Джудит, тебя к телефону. Назвался Эдвардом.
— Эдвард? — ухмыльнулась миссис Уоррен. — Однако он времени даром не теряет.
Джудит пропустила это замечание мимо ушей. Как была, не снимая передника, она спустилась в кабинет мистера Уоррена.
— Эдвард?
— Доброе утро.
— Еще только девять часов. Почему ты звонишь так рано?
— Хотел спросить, хорошо ли ты спала.
— Вот глупенький! Конечно же, хорошо. Я сожалею о том, что случилось вчера вечером, но