Как укор, нас помнят хвойные урочища. Но кому повторят тайные уроки? В сон уходим, в память. Ночь, повсюду ночь. Память! Полуночница сквозь окно горящее! Плечи молодые лампу загораживают. Тьма библиотеки. Не перечитать… Чье у загородки лето повторится? В палец уколовши, иглы барбариса свой урок повторят. Но кому, кому? * * * Раз мы заговорили о лесных снах, нельзя обойти стихи Уильяма Джея Смита. Кремневые скулы, невозмутимость, прорисовка век выдают в нем индейца по происхождению. «Чероки», — устало, но с достоинством поправит он вас, когда вы радостно станете лепетать ему про ирокезов и прочий куперовский ассортимент. Чероки — древнейшее из индейских племен.
Интересный мастер, Смит в прошлом году обрел звание Поэта при Библиотеке Конгресса. Для американских поэтов это ежегодный титул типа премии. Стих его современен, напряжен. Свои книги он издает в обложках из алюминия. Мне довелось видеть, с каким восторгом аудитория, далекая от английского языка, слушала его перевод «Телефона» Чуковского — так снайперски адекватно звучали стихи!
У.-Д. Смит, как Оден и Лоуэлл, включает в свои сборники переводы стихов наших поэтов. Я рад, что «Осень в Сигулде», «Оза» и другие гостят в их книжках. Я пригласил в мою книгу «Поезд» Уильяма Джея Смита, как и другие вариации на его темы. Когда я переводил его, с первых же строк «Поезда» меня охватило странное волнение. Оно не объяснялось только превосходным стихом.
«Снег сырой, как газета…» Давным-давно, провожая Назыма Хикмета в мокрой переделкинской метели, я услышал этот снежный газетный шорох. Я наивно и неумело записал тогда его в школьной своей тетрадке. Давно это было.
Он болен, Назым Хикмет. Чтоб не простынуть в ветреный день, Он обвертывает грудь газетами И идет — Куда глаза глядят — В серый снег, Который сам как газета — В сырой и шуршащий снег. Снег шуршит. Шуршат листами газеты. На груди у поэта шуршат событья. Листья, Листья В Стамбуле шуршат. Вы видели, как в мясных лавках Набухает кровью газета, Облегая печень, сердце И прочую требуху? Вы видели — Сердце в клетке — В грудной клетке — Колотится, как о кольчугу, О стальные строчки Газет? Этот газетный снег не отпускал меня, неотвязно стоял в сознании, чтобы сегодня — надо же! — прошуршать в стихах чужого поэта. Окунемся в этот снег. Странный, пропитанный копотью, тревожный снег Уильяма Джея Смита.
ПОЕЗД «Какой поезд придет перевезти меня через этот огромный город?» Надпись на стене метро Снег сырой, как газета, шрифт, пропитанный смогом, этот город офсетный я б забыл, если б смог бы. Опускаюсь в метрошку, ожидаю в туннеле сабвея — потрясает до дрожи, как Евангелие от Матфея. Сеет сажа на рельсы, как плохой дымоход… Что за поезд придет? Память движется цепью, точно скрипы вагонные. Вновь я мальчик. Я с мамой бегу по торнадо в агонии. Как вуаль ее платья лилова! Как дует! Идти и идти нам. Из домов развороченных спальни свисают как части интимные. Вылетают гробы из кладбища, циклон в апогее. И валялись столбы в проводах, точно в черных спагетти.
