Я шел по берегу Оби,я селезню шел параллельно.Я шел по берегу любви.И вслед деревья мне ревели.И параллельно плачу рек,лишенных лаянья собачьего,финально шел XX век,крестами ставни заколачивая.И в городах и хуторахстояли Инги и Устиньи,их жизни, словно вурдалак,слепая высосет пустыня.Кричала рыба из глубин:«Возьми детей моих в котомку,но только реку не губи!Оставь хоть струйку для потомства».Я шел меж сосен голубых,фотографируя их лица,как жертву, прежде чем убить,фотографирует убийца.Стояли русские леса,чуть-чуть подрагивая телом.Они глядели мне в глаза,как человек перед расстрелом.Дубы глядели на закат.Ни Микеланджело, ни Фидий,никто их краше не создаст.Никто их больше не увидит.«Окстись, убивец-человек!» —кричали мне, кто были живы.Через мгновение их всехпогубят ядерные взрывы.«Окстись, палач зверей и птиц,развившаяся обезьяна!Природы гениальный смыслуничтожаешь ты бездарно».И я не мог найти Тебясреди абсурдного пространства,и я не мог найти себя,не находил, как ни старался.Я понял, что не будет лет,не будет века двадцать первого,что времени отныне нет.Оно на полуслове прервано…Земля пустела, как орех.И кто-то в небе пел про это:«Червь, человечек, короед,какую ты сожрал планету!»…Потом мне снился тот порог,где, чтоб прикончить Землю скопом,как в преисподнюю звонок,как зла пупок,дрожала крохотная кнопка.Мне не было пути назад.Вошел я злобно и неробко —вместо того чтобы нажать,я вырвал с проводамикнопку!
