Спящий тигр

— Только вряд ли ему удалось напугать Рудольфо.

— Тогда… где же я буду ночевать?

— Здесь, где же еще? На матримониале. Я все равно собирался на Эклипс, только не в такую погоду. Посплю на диване, мне не впервой.

— Если кто-то должен спать на диване, то там лягу я.

— Как хочешь. Мне все равно. Жаль, что Каса Барко устроен недостаточно комфортабельно, но с этим уже ничего не поделаешь. Никогда не думал, что ко мне приедет пожить дочь.

— Я не твоя дочь!

— Значит, ты Джордж Дайер-младший.

7

Шесть лет назад, когда Джордж Дайер только-только обосновался в Кала-Фуэрте, Хуанита сама постучала в его двери и с достоинством сообщила, что хотела бы у него работать. Муж ее был фермером в Сан-Эстабане; они растили четверых детей, которые уже пошли в деревенскую школу, и нужда частенько маячила у них на пороге. Она должна была работать, потому что ее семье не хватало денег, однако это никак не сказывалось на ее величественной, полной достоинства манере держаться. Хуанита была невысокая, крепко сбитая, приземистая, как большинство местных крестьянок, с темными глазами, короткими ногами и обаятельной улыбкой, которую слегка портило разве что отсутствие привычки чистить зубы.

Каждое утро она поднималась в половине четвертого, делала работу по дому, кормила мужа и детей, провожала их, а потом спускалась по склону горы из Сан-Эстабана в Кала-Фуэрте, чтобы в половине восьмого оказаться у дверей Каса Барко. Она убирала, готовила, стирала и гладила одежду, расчесывала кошку и полола садик, а если возникала необходимость, с тем же достоинством поднималась на борт Эклипса и дочиста выскабливала палубу.

Когда вышла в свет Фиеста в Кала-Фуэрте, Джордж подарил ей экземпляр книги, написав на форзаце посвящение: «Хуаните от Джорджа Дайера с любовью и уважением». Книга стала главным ее сокровищем после гигантской кровати, унаследованной от бабки, и льняных простыней, толстых, как невыделанная кожа, которые она вышила вручную. Она не говорила по-английски и не умела читать даже на родном языке, но книга стояла на видном месте в ее доме, на кружевной салфетке словно дорогой сувенир. Сама она никогда не входила в его дом. Хуанита придерживалась строгих правил, и подобное вторжение явно шло с ними вразрез. Обычно она усаживалась на низенькую ограду, сложив руки на коленях и скрестив щиколотки, словно королевская особа, и дожидалась, пока Джордж сам откроет дверь и впустит ее. Он говорил: «Buenos dias, Хуанита», — они обменивались парой замечаний по поводу погоды, и она обязательно спрашивала, как ему спалось. Он никогда не доискивался причин этого ритуала, не хотел расспрашивать ее. Возможно, причина заключалась в том, что он был холостяком.

Наутро после бури Джордж проснулся в семь. Он все же улегся на диване, потому что не смог сам занять удобную кровать. Было очень тихо. Ветер успокоился, и когда Джордж вышел на террасу, чтобы открыть ставни, его встретило мирное и прохладное жемчужное утро. На небе не было ни облачка, земля после дождя сладко пахла сыростью, только вода в гавани все еще была грязной после вчерашнего шторма, да на террасе следовало убрать следы разрушений. Он начал с того, что поднял разбросанную ветром садовую мебель и расставил ее по своим местам, ладонью смахивая с поверхностей воду. Потом вернулся в дом, закурил сигарету и подумал, что сейчас неплохо бы выпить чаю. К сожалению, воды в чайнике не оказалось; он не хотел доставать ее из колодца, чтобы не разбудить Селину.

Джордж поискал, что ему надеть: вчерашняя одежда не годилась для дневных трудов, так что он поднялся на галерею, чтобы взять что-нибудь другое. Селина спала сном младенца, утопая в пижаме Джорджа и его гигантской кровати. Двигаясь очень тихо, он взял первую попавшуюся рубашку и брюки и осторожно спустился вниз. Он принял душ (вода после шторма была ледяная) и оделся, а потом пошел открыть дверь Хуаните. Она еще не пришла, но если оставить дверь открытой, Хуанита войдет и начнет готовить завтрак. Джордж опять вышел на террасу, спустился по лесенке к стапелям, вытолкал из сарая лодку и на веслах пошел к Эклипсу.

Яхта, как обычно, стойко перенесла вчерашнюю бурю. Он проверил якорные канаты, потом поднялся на борт. В последний раз он предусмотрительно закрепил над кокпитом тент, и хотя тот провис и растянулся под грузом скопившейся воды, на кокпите было относительно сухо. Джордж ослабил фал и нырнул под тент, чтобы проверить, не попала ли вода в форлюки. Убедившись, что все в порядке, он вернулся на кокпит, удобно устроился на фальшборте и закурил.

День обещал быть жарким. От мокрых досок палубы и тента, который он расстелил на просушку, поднимался пар. Воздух был такой чистый, что земля просматривалась очень далеко — дальше креста Сан- Эстабана. В полной тишине Джордж отчетливо слышал каждое слово негромкой беседы, которую вели рыбаки в шлюпке. Волнение на море едва ощущалось: лодка легонько подпрыгивала у борта, а мерное раскачивание яхты напоминало сонное дыхание.

Оказавшись в привычной обстановке, в окружении любимых запахов и звуков, Джордж постепенно стал успокаиваться. Теперь он мог не спеша обдумать планы на день, определиться, в каком порядке решать внезапно свалившиеся на него проблемы.

Первая проблема — Рудольфо. Ничего страшного, что они поссорились, — это случилось не в первый и уж точно не в последний раз, но Рудольфо не был богат и Джорджу предстояло каким-то образом — как можно скорее — возместить ему потраченные шестьсот песет. Он не мог дожидаться, пока его деньги пройдут клиринг в Барселоне: такие задержки уже случались, и один раз ему пришлось ждать целый месяц, прежде чем деньги поступили на счет. Если послать телеграмму в банк Селины, деньги поступят через три- четыре дня; Рудольфо, узнав об этом, наверняка согласится поселить ее у себя в отеле — таким образом приличия будут соблюдены и ничьи чувства — а в Кала-Фуэрте они отличались особенной деликатностью — не пострадают.

С другой стороны, он всегда может обратиться к Фрэнсис. Она охотно одолжит шестьсот песет и деньги на обратный билет для Селины — стоит только Джорджу попросить. Однако это налагало на него определенные обязательства. Занимая у нее, он будет просить не от имени Рудольфо или девушки, которая прилетела на остров разыскивать отца, а от себя самого. Значит, и расплачиваться придется ему.

Его взгляд привлекло движение на террасе Каса Барко — Хуанита развешивала красно-белый плед с дивана на веревке, чтобы как следует проветрить. На ней было розовое платье, а поверх него коричневый фартук. На мгновение она скрылась в доме, а потом появилась снова с метлой в руках и начала собирать черепки разбитых ветром цветочных горшков.

Джордж гадал, как объяснить ей присутствие Селины в его постели. До этого он ни разу не допускал подобной ситуации, поэтому не представлял, какой реакции ожидать. Ему не хотелось обманывать Хуаниту, но, с другой стороны, он ни в коем случае не мог ее лишиться. Конечно, можно сказать ей правду, однако правда эта настолько невероятна, что Хуанита вряд ли ее примет. Можно представить Селину как свою дальнюю родственницу, которая заглянула в гости и, застигнутая грозой, осталась ночевать. Поколебавшись несколько секунд, Джордж решил, что этот вариант лучше всего, тем более что он близок к истине. Щелчком отправив сигарету за борт, он спустился в лодку и неспешно погреб к Каса Барко.

Хуанита была в кухоньке, кипятила чайник, чтобы приготовить ему кофе.

— Buenos dias, Хуанита!

Она обернулась с широкой улыбкой на лице.

— Buenos dias, сеньор.

Он решил перейти сразу к делу.

— Когда ты доставала воду из колодца, ты не разбудила сеньориту?

— Нет, сеньор, она еще спит. Как младенец.

Джордж пристально посмотрел на Хуаниту. В ее голосе звучали поэтические нотки, глаза блестели — она явно расчувствовалась. Это была совсем не та реакция, которой он ожидал. Хуанита еще не в курсе