супер! Наверху у него классная берлога, прямо как из модного журнала — диван там, подушек масса, штучки всякие и камин с настоящими дровами. А ночью… — Голос ее стал мечтательным. — Там так уютно, укромно и темно, только камин горит…
Мне стоило большого труда не разинуть рот от изумления.
— Ты хочешь сказать… что ты и Джосс…
Она пожала плечами, тряхнув волосами.
— Ну, было разок-другой, никто этого не знает. Сама не понимаю, зачем это я вам проболталась. Но вы ведь им всем не расскажете, правда?
— Но разве они… разве Молли… не интересовалась, куда ты идешь?
— Я говорила ей, что иду в кино. Против кино она никогда не возражает. Ну давайте пойдем в гости к Джоссу!
Но после такого открытия меня довольно трудно было заманить в гости к Джоссу, даже близко к его магазину мне не хотелось приближаться.
Я сказала:
— Но Джосс сейчас работает, ему не понравится, если мы его отвлечем. А потом, и времени нет, пора домой. Да и не хочу я к нему идти.
— Если, как вы говорили, есть время для кофе, то почему его нет для Джосса?
— Андреа, я уже сказала тебе, что идти туда я не хочу.
На лице ее заиграла улыбка.
— Я думала, Джосс вам нравится.
— Это к делу не относится. Ему будет неприятно, если мы станем вечно болтаться у него под ногами.
— Вы имеете в виду меня?
— Я сказала: «мы». — Я начинала терять терпение.
— Он всегда рад меня видеть. Я это точно знаю.
— Да, я в этом уверена, — мягко сказала я, — но нам пора в Боскарву.
Я напомнила себе, что невзлюбила Джосса с самого начала. Несмотря на его внимание и очевидное дружелюбие, он вызывал во мне какое-то странное беспокойство, словно кто-то крался у меня за спиной. Вчера я начала забывать свою первоначальную к нему неприязнь, он даже показался мне милым, но после откровенностей Андреа было легче легкого, подхлестнув, возродить прежнее к нему недоверие. Уж слишком он хорош собой, слишком обаятелен. Может быть, Андреа и лгунья, но уж никак не дура. Как лихо, с какой удивительной точностью и проницательностью охарактеризовала она своих домашних, и если в ее словах насчет Джосса была хоть доля правды, то увольте меня от него!
Будь наше знакомство с ним поосновательнее, симпатизируй я ему больше, я отвела бы его в сторону и выпытала все как есть. Но он мне безразличен. И потом, мне есть над чем поразмышлять и кроме него.
В тот день Гренвил к обеду не вышел.
— Он устал, — сказала мне Молли. — Хочет полежать. Может быть, к ужину он отдохнет и присоединится к нам. А пока Петтифер отнесет ему обед на подносе.
Итак, обедали мы втроем. Молли переоделась в изящное шерстяное платье, украшенное двойной ниткой жемчуга. Она объяснила, что собирается к друзьям в Фоберн поиграть в бридж. Она надеется, что я найду, чем себя занять.
Я сказала, что разумеется и что все в порядке. Мы улыбались друг другу через стол, а я все думала, неужели действительно она сказала Андреа, что моя мать — гулящая, или это сама Андреа так истолковала какое-то ее туманное и полное намеков высказывание о моей матери. Я надеялась, что правда — второе, но все же нехорошо, что Молли посчитала нужным обсуждать Лайзу с Андреа. Сейчас мамы нет, а была она такой очаровательной, такой занятной. Почему бы не позволить ей такой всем и запомниться?
Пока мы сидели за столом, погода снаружи переменилась. Поднявшийся западный ветер с огромной скоростью нагнал тучи, голубое небо заволокло серым, солнце скрылось, а потом начался дождь. На бридж Молли уезжала на своей малолитражке, когда дождь уже лил. Уходя, она пообещала быть дома к шести. Андреа, возможно, утомленная утренними физическими усилиями, а скорее, изнывая от скуки в моем обществе, удалилась к себе в комнату с новым своим журналом. Оставшись в одиночестве, я стояла у лестницы, размышляя, чем бы себя занять. Тишину пасмурного дня нарушало лишь тиканье дедовых часов и негромкие хлопотливые звуки, шедшие из кухни и производимые, как это выяснилось после моего расследования, Петтифером: сидя за деревянным столом в буфетной, он чистил серебро.
Когда я сунула голову в дверь, он поднял взгляд.
— Привет. Не слышал, как вы вошли.
— Как дед?
— О, он чувствует себя неплохо. Просто устал немного после всех волнений вчерашнего дня. Мы подумали, что ему будет полезно чуть-чуть расслабиться. Что, миссис Роджер уехала?
— Да. — Я пододвинула стул и уселась напротив Петтифера.
— То-то я слышал, как отъезжает машина.
— Хотите, я вам помогу?
— Это было бы очень любезно. Знаете, эти ложки приходится тереть и тереть замшей. Просто непонятно, откуда берутся все эти пятна и грязь. Впрочем, понять можно. Это все морская сырость. Нет ничего хуже для серебра, чем эта сырость.
Я принялась за серебряную ложку, старую, истончившуюся от времени. Петтифер взглянул на меня поверх очков.
— Забавно видеть вас здесь после стольких лет. Ваша мама пропадала у нас в кухне. Когда Роджера отправили в пансион, ей и поболтать-то стало не с кем. Вот она и пристрастилась здесь время проводить. Училась пироги печь. Миссис Петтифер ее учила. И висту учила тоже. Мы славно здесь время коротали. А вот в такие дни она на плите все гренки жарила. Той плиты сейчас нет, новую купили, хорошую плиту… только старая была уютнее — конфорки с решетками, ручки медные, всегда начищенные…
— Сколько вы уже здесь, в Боскарве, а, Петтифер?
— Да с самого начала, как только командир купил это имение в тысяча девятьсот двадцать втором году. В том году он из флота демобилизовался, решил художником стать. Старой миссис Бейлис это было как нож острый. Три месяца или даже больше она с ним не разговаривала.
— Почему же она так к этому отнеслась?
— Вся ее жизнь была связана с флотом. Ее отец командовал «Неодолимым», когда командир был всего только старшим лейтенантом. Так они и познакомились. И поженились на Мальте. Красивая была свадьба — скрещенные мечи, и все такое. Для миссис Бейлис флот — это было все. Когда командир объявил, что уходит из флота, такое началось, такие пошли скандалы, но даже это не могло заставить его изменить свое решение. И мы покинули Мальту на веки вечные, как говорится, и командир нашел этот дом, и мы все сюда переехали.
— И вы здесь жили безвылазно?
— Почти. Командир поступил в Слейд, и, значит, ему приходилось работать в Лондоне. Он приобрел себе маленькую гарсоньерку возле Сент-Джеймсского дворца, и когда он отправлялся в Лондон, я ехал с ним, ну, чтобы за ним ухаживать, приглядывать, а миссис Петтифер оставалась здесь с миссис Бейлис и Роджером. Вашей мамы тогда еще на свете не было.
— Но когда он окончил Слейд…
— Вот тогда он совсем сюда перебрался и построил мастерскую. Тогда он лучшие свои картины написал. Чудесные картины — морские пейзажи, там краски такие яркие, холодные, прямо чувствуется ветер и соль на губах…
— В доме много его картин?
— Не так уж и много. Та, что с рыбачьей шхуной, — над камином в столовой, один-два черно-белых рисунка в верхнем коридоре. И в кабинете найдется картины три-четыре, да еще есть несколько в той комнате, где спит миссис Роджер.
— И еще одна в гостиной.
