Вот только минует сезон Большой Охоты, пройдет пляска Солнца, и обязательно надо свататься.
Даже поговорить не удается. Родные старательно следят, и вообще не слишком прилично разговаривать с девушкой наедине. Для ее репутации в первую очередь, чтобы не пришлось на какой- нибудь важной церемонии произносить неизбежное: «В моем мокасине дыра», но и молодым воинам могут поставить в упрек, мол, не чтут традиции и обычаи предков.
Весь день с рассвета воины провели в седлах. Выслеживание, охота, подбор добычи, потом, когда лошади отдыхали, первоначальная обработка туш. Усталость отчасти чувствовалась, просто ее старательно скрывали друг от друга и от самих себя.
И все-таки охотники еще сплясали, знаменуя окончание первого, столь удачного дня. И, разумеется, не обошлось без рассказов об охотничьих подвигах. Медведю тоже было что выкрикнуть, призывая в свидетели Солнце и Луну. Собравшиеся подтвердили истинность прозвучавших слов.
Длились танцы недолго. Впереди был новый тяжелый день, где помимо подвигов воинов ждала тяжелая работа по разделке туш и прочие неизбежные и нужные дела. Сама охота в сравнении с обработкой ее результатов может считаться молодецкой забавой. Опасной, как и положено забаве, но и увлекающей, заставляющей забывать обо всем.
Охота – удаль, последующее – труд. И сил для труда требуется немерено. Посему надо отдыхать. Чтобы хватило на много долгих дней.
Надеялся Черный Медведь зря. Гибкая Тростинка совсем не думала о нем. Она уже вошла в пору девичества. Формы округлились в положенных природой местах, душа познала неясное томление, но пока еще какое-то смутное, не обращенное на кого-то конкретно.
Девушку изматывала работа. Обработка шкур, шитье, вышивание, установка и разборка типи отнимали столько сил, что порою их не оставалось даже на мысли. Но иногда посреди ночи девушка вдруг просыпалась, и в какой-то полудреме ей мерещилась совсем иная жизнь. Будто она обитает в большом доме, который не приходится то разбирать и куда-то перевозить, то собирать на новом месте. Тот дом совсем не похож на типи. Он с множеством каких-то отдельных помещений, и стоит так, словно собрался провести здесь же вечность.
Вокруг помимо привычных трав есть еще сад с непривычными деревьями. И еще один садик, окруженный домом. Этот – весь в цветах, красивых, ухоженных, совсем не таких, которые попадаются в прерии. И еще вокруг другие люди. Даже говорят на каком-то ином языке, который явно был понятен, а теперь забылся. Но, главное, люди вокруг добрые. От них исходит забота, любовь, и даже сам воздух лучится счастьем.
Там не надо без конца обрабатывать шкуры, разбирать и собирать жилище, да и зачем, если дом стоит на одном месте?
Просыпаясь, Тростинка испытывала отголосок счастья и сильную грусть по местам, которые если где и были, то только во сне. А наяву все та же довольно однообразная и тяжелая жизнь, по ощущениям – не своя, а чужая. Будто кто-то когда-то в одну злую минуту подменил ее, а зачем?..
Главное же – за что?..
В Охоте наступил невольный перерыв. Стадо откочевало дальше. Бизоны не обладали умом, но чувствовали опасность, и потихоньку старались уйти от мест, где гибнут их собратья.
Но дело было не в этом. Догнать зверей не составляло проблемы. И даже перетащить за ними типи, чтобы не приходилось каждый раз тратить много времени на дорогу к стоянке племени.
Просто туш добыли уже столько, что мяса должно было хватить надолго, а женщины едва не до конца лета были обеспечены работой со шкурами. Да и табуны лошадей, одно из главных богатств команчей, тоже требовали внимания.
Это только кажется, будто прерии способны прокормить бесконечное количество животных. Даже летом лучше обеспечить лошадям простор. Когда тщательно следишь за конями, выводишь породу получше, приходится разводить табуны между собой на некоторое расстояние. И в случае налета соседей так намного безопаснее. Многие же точат зуб на богатство команчей.
Но и покупателей обычно – хоть отбавляй. Прочие индейские племена, порою – весьма далекие, даже бледнолицые. Камачьеро из Нью-Мексики, а то и торговцы из далекой Луизианы.
Последние устраивали индейцев больше всех. Они привозили на продажу ружья и порох, довольно много ружей, а в последние годы еще и уговаривали применять их почаще – против людей. Конкретно – против жителей Тешаса. Шли у них какие-то разборки между собой, вот они и искали союзников везде. Но сами предпочитали не воевать, отчего отношение к ним команчей было несколько снисходительным. Торговля – вещь достойная, но ведь война намного лучше.
Ружья команчи брали охотно, но выходить ли на тропу войны, предпочитали решать сами. В Тешасе обосновалась часть извечных врагов-апачей, так ведь они были и дальше на западе. Да и ответных нападений с их стороны не было очень давно. С тех пор, когда там сменились властители края.
Вообще, набег и война – вещи разные.
Сейчас торговцы с востока должны были заявиться вновь, племени передали, что караван на подходе, и это было еще одной причиной приостановки охоты. Бледнолицые могут ведь уйти и к другим стоянкам племени. Им все равно, у кого покупать лошадей и прочий товар и кому продавать ружья.
Стоит сделать перерыв ради подобного случая. В прошлом году торговцы с востока распродались в других частях племени. В позапрошлом – тоже. Если еще и в этом…
Не каждому удалось разжиться ружьем в последнем набеге. И не каждое подходит для действия с коня. Из многих лучше стрелять пешими, стоя на твердой земле. Выпустишь пулю на полном скаку, промахнешься, а дальше? Перезаряжать на ходу тяжело. Это не лук, из которого одна стрела летит за другой.
У каждого оружия свои преимущества и свои недостатки.
– Торговля – дело простое и в то же время сложное, – изрек старший из торговцев со странным прозвищем Джонсон.
Весь низ лица его был скрыт длинной и густой бородой, где исконная чернота соседствовала с нитями седины. Широкополая шляпа, длинный сюртук с нацепленной поверх перевязью с парой двуствольных пистолетов. Мужчина был крупным, высоким, а уж в сравнении с мелкими команчами вообще казался гигантом.
Джонсон не спеша затянулся трубкой. Хочешь успеха в торговле, серьезно относись к обрядам потенциальных покупателей. Пусть считают, будто ты – свой в доску. Лишь интересно – отказ от трубки мира подразумевает объявление войны? Торговец не знал и проверять не хотел.
Трубка пошла дальше по кругу. Здесь собрались вожди племени. Те, от кого зависело, принять предложение или отклонить его.
Никто не отозвался на фразу гостя, хотя бывший при Джонсоне переводчик, довольно молодой, явно с примесью индейской крови, хотя и не индеец, перевел ее для собравшихся.
– Простое – потому что цель ее понятна. Продать вещи с выгодой для себя. И для покупателей, конечно. Каждый получает в итоге то, что хочет.
Вновь тишина. Даже никто не кивнул, хотя Джонсон был уверен: возражающих у костра не было. Они же не только воины и грабители, но и торговцы. Почти такие же, как он. Тоже ищущие свою выгоду, старательно сбывающие свой товар. Главным образом лошадей, в большой части – украденных, но каждый живет, как может. Пусть Джонсон на самом деле относился к индейцам, мягко говоря, свысока и за людей их почти не считал, но в этом понимал и одобрял полностью.
Команчи снабжали лошадьми всех желающих. Если те не спрашивали, откуда у них берутся неисчислимые табуны. Но все-таки они не только воровали, но и разводили.
– Сложное – приходится искать, где выгода для тебя больше. Зачем отдавать все первым, кто заинтересовался товаром, когда где-то другие люди готовы дать за него больше?
Фраза содержала намек. Мол, есть у меня кому продать оружие и порох и кроме вас. Только свистни – и
