половина жителей Равнин прибегут в полной готовности рассчитаться по назначенным ценам. Сами-то индейцы сложных изделий не производят. Не умеют. Даже порох сделать не в состоянии. Какой порох, когда горшок, что может быть проще, и то ни в одном из кочевых племен не изготавливают? Вот где странные люди!

– Назови свою цену, – спокойно обронил старший из вождей.

Во всяком случае, Джонсону казалось, что старший. На деле любой вождь индейцев не являлся правителем в европейском смысле слова. И уж никак не мог решать за все племя.

Трубка как раз вернулась к торговцу, и перед следующей фразой появилась возможность взять паузу.

Джонсон не торопясь затянулся, выдохнул дым и лишь тогда изрек:

– Мне нужны не только лошади…

Глава четырнадцатая

Сельва на северо-востоке штата Веракрус

Сельва не любит чужих. Своих она тоже не любит. Лишь от большой беды можно притерпеться к ней. Например, когда твое появление в любых обжитых местах немедленно вызовет интерес властей. И не просто интерес, а интерес, подкрепленный реальной воинской силой. Потому появляться там – себе дороже.

Фортуна переменчива, как переменчива любая женщина. Долгожданная революция первоначально сулила успехи и кружила головы, затем – терпела поражения. Потом чаша весов вновь колебалась, но прибытие уже не испанских, а русских войск довольно быстро успокоило мятежный край.

Кто был недовольным, постарался выглядеть лояльным к новым властям. Или – еще хуже, на самом деле предал былые идеалы и предпочел им низменный покой. Люди разочаровывали на глазах. Стоит ли добывать для таких независимость?

Верные соратники оказались не столь верными. Постоянные неудачи разочаровали революционеров. Кто-то уходил молча, тайком, некоторые перед уходом приходили к командиру и объявляли о своем решении. Мол, переменятся обстоятельства, вспыхнет бунт, и они немедленно вернутся под знамена свободы.

В итоге с Фернандесом остались самые преданные. Или же те, кто ни при каких обстоятельствах не мог рассчитывать на прощение за совершенные грехи. Власть называла еще эти грехи преступлениями, словно уничтожить несколько десятков, а то и сотен сатрапов могло считаться чем-то плохим. Прочие подчиненные перешли к мирной жизни, обрабатывали землю, занимались ремеслами, словно жили при благословенной и желанной республике, а не при разнузданной деспотии.

Когда-то весьма крупная армия превратилась в небольшой отряд. О настоящих боевых действиях речь уже не шла. Так, изредка налеты на асиенды и прочее в том же духе. Надо же где-то брать текилу, вино, муку, овощи, мясо, а при удаче – и порох.

Какую-то часть продовольствия добывали охотой, что-то удавалось вырастить, но все же проблема имелась. Бойцы остепенились, прямо здесь, в лагере, находились их семьи. Итогом же являлось то, что из четырех сотен обитателей лагеря бойцами являлись менее чем полторы.

Здесь, в сельве севернее Веракруса и вплоть до гор Уатуско, можно было прятаться до скончания века. Правительственные войска не рисковали углубляться в чащу. Искать кого-нибудь здесь было бесполезно. Зато потеряться самому можно с такой легкостью, что даже противника не понадобится. В крайнем случае, поиски ограничивались опушкой. Потому повстанцы чувствовали себя почти в полной безопасности. Если не считать самой сельвы.

Это не прерии, где власть с некоторого времени обосновалась прочно, по виду – едва не навсегда. Но так ли это?

Вера многих в победу поколебалась так сильно, что люди не столько боролись, сколько выживали. Неудивительно. Те, кто вступил когда-то в борьбу юными, уже не считались даже молодыми. А уж те, кто тогда был постарше, постепенно стали приближаться к старости. Но если раньше был энтузиазм, подъем, толкающий многих на путь борьбы, то теперь наступило время дремотного покоя.

Если и бывало пополнение, несколько человек в год, то либо чересчур юные романтики, либо люди с весьма сомнительным прошлым, которым элементарно нечего делать в обществе. Проще говоря, грабители, убийцы и прочий сброд.

Собственно, прибывающие были двумя типами людей, на которых базируется любое революционное движение. Так ведь и их было мало! Видно, романтики стали грезить об ином, а преступники предпочитали решать проблемы в одиночку или своими группами, уже не прикрываясь никакими лозунгами.

Фернандес, или точнее – Хосе Мигель Рамон Адаукто Фернандес-и-Феликс, вступил в революцию в двадцать пять лет. Сейчас же ему оставался год до сорокалетия. Но тогда карьера была стремительна, каких-то три года понадобилось отважному предводителю, чтобы получить от революционеров чин бригадного генерала, теперь же рост поневоле остановился. Правительство пропало, назначать и производить стало некому. Можно было сделать это самому, но смысл, раз армия все равно разбежалась?

Порою объявлялись какие-то личности, называли себя новыми руководителями Мексиканской республики, только как-то неубедительно. Не тянули они на вождей революции. Хотя целью движения являлась свобода и президента должны были выбирать, но появление невыбранного правительства не смущало. Ведь понятно: прежде кто-то обязан возглавить народ в освободительной войне, затем стать на некоторое время главой государства и уж затем…

Как Боливар в расположенных южнее странах. Жаль, в Мексике людей такого же размаха не нашлось.

Фернандес и сам уже был готов возглавить революцию, заслуги и авторитет позволяли, только кого возглавлять? Народ отошел от первого энтузиазма, стал неподъемным, словно со сменой метрополии независимость стала не нужна. Хотя тут гораздо больше повлиял решительный разгром повстанческих армий еще в первые годы. Кто погиб в бою, кто эмигрировал, а итог – нынешняя сравнительная тишина.

Как ни старался порою Фернандес нанести какой-нибудь удар по тиранам, на серьезный не хватало сил. Разве что совсем уж изредка удавалось что-либо сделать. Но уж совсем небольшое, больше похожее на укус насекомого.

Хотелось бы нанести удар по Веракрусу. Богатейший в данный момент город. Одних лишь товаров в нем столько! Главное же – арсенал. Наверняка имеющегося там хватит вооружить не один полнокровный полк, да еще щедро снабдив его пушками.

В городе даже имелось тайное революционное общество, весьма полезное в плане добывания информации, однако слабое в военном отношении. Сколько знал Фернандес, в стоявшем гарнизоном полку к обществу принадлежала лишь пара офицеров. Да во флотском экипаже было столько же. Прочие служили власти не за страх, а за совесть. Если еще учесть – солдаты были частью русскими, как и добрая половина матросов, то поднимать их на восстание было делом заведомо бесполезным.

Что им чужая свобода?

Да и среди горожан помимо креолов встречалась масса переселенцев. Пусть некоторые из старожилов были недовольны, но многих ситуация устраивала. Жить-то стало лучше. Словно в затхлую атмосферу ворвалась струя свежего воздуха. Улучшилась торговля, стало больше работы… Примитивная мечта обывателя.

Надежда стала возрождаться буквально лишь в последние годы. Когда даже у Фернандеса едва не опустились руки, неожиданно объявились настоящие друзья. Нет, не от Боливара, как было бы можно ожидать. Симону в его нынешних делах и заботах было не до Мексики. Огромные освобожденные территории требовали внимания, сил и денег. Если со вниманием был относительный порядок, силы какие-то имелись, то с деньгами были сплошные проблемы. А какая помощь без звонкой монеты?

Помощь пришла с севера. Там ведь тоже едва не полвека существовала республика, а ведь каждый демократ всегда готов помочь единомышленнику в установлении справедливого общества. Ничего удивительного, что прежнее правительство Мексиканской республики находилось в Североамериканских Штатах. Нового там выбрано пока не было, однако помочь революционерам в Вашингтоне решили всерьез, не скупясь.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

2

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату