– Извини, Толстый. Я полный долдрн. Но я не совсем от ранения оправился, соображаю еще так это… волнами.
– Ладно. Короче, договорились: мы им сгружаем половину провизии, а они дают уйти всем, кто захочет уйти на нашем поезде. Ну, от нас всего два десятка-то и отстыковалось. Зато из форта к нам семьдесят человек пришло. Прикинь, какое для красных позорище? Они уходили, а их последними словами крыли, еще оружие пытались отобрать… И, видно, не всех они отпустили, мужик. Кому-то голову заморочили, кого-то припугнули, а кого-то и просто тишком к стенке поставили. Ну да все равно не по их вышло. Теперь у меня на составе аж четыреста сорок восемь штыков при пулеметах и пушке с тремя снарядами. Как только тебя заберем, будет четыреста сорок девять. Сила! Взяли курс на столицу. Либо умрем в огне вместе со славным героем Шекагу, либо добьемся правды и справедливости…
«Ого, как заговорил…» – и тут Рэм почувствовал, что здесь, рядом с ним, вокруг старого знакомого, солдата-дезертира, как и они все, завязывается еще один узел из дорог, людей и событий. Еще одна крупная личность рождается для истории.
– Вот тебе подарочек приготовили… Свистун!
И тот с готовностью подскакивает. «Чует вожака…» – подумал Рэм.
Свистун разворачивает скатку, до сих пор мирно почивавшую у него под мышкой, и протягивает Рэму. О!
Не надеванная офицерская шинель. Очень хорошая: ни дыр, ни подпалин, ни бахромы понизу…
– Держи. Держи, не сомневайся! Ребята не с трупака сняли. Специально ради тебя на горох сменяли у местных. Твою-то вон как осколками распатронило… Примерь! И собирайся уже, времени нет.
И Рэм принимает шинель. Очень хорошую шинель. И, наверное, хорошо было бы сейчас отправиться с ребятами к хрен знает какому генералу Шекагу. И не особенно важно, за какую такую он там честь и справедливость воюет, не осталось давным-давно никакой чести и справедливости. И еще очень худо будет идти к Дэку и… к Фильшу. К Дэку-то, может, и ничего, а вот к Фильшу…
– Ты ведь друг мне, Толстый? Сколько мы с тобой вместе оттарабанили… Так слушай: прости меня. У меня к тебе одна просьба есть, и как ее услышишь, так все и поймешь.
– Так. Если жопа какая-то, то ты учти, не ко времени нам сейчас жопа. Мы уже на дорогу к тебе, родному, на ожидание и на трепотню, почитай, не меньше часа потеряли. Давай, мужик, что ли, по- быстрому.
– Ты ведь не только командир Продбригады, ты ведь еще и начальник состава? И состав у тебя теперь дальнего следования – в столицу же следуешь?
– Ну, как мы сейчас Продбригаду назовем, это еще надо подумать. Этак вроде Северной народной армии, лихо ведь? А начальник состава я – да, сам знаешь, чего еще?
– Был при императоре один закон… И закон этот никто не отменял. Ни при временных, ни при «друзьях рабочих». Во всяком случае, я такого не слышал, чтоб его отменили.
– Ну! – нетерпеливо потребовал Толстый.
– Начальники составов дальнего следования, капитаны кораблей, коменданты крепостей и воинских городков имеют право официально регистрировать браки.
Рэм решительно повернул Тари к себе лицом, поцеловал ее в лоб и сказал:
– Тари, война кругом, все расстаются, сплошной холод, сплошная боль. А мы нашли друг друга, нам стало теплее, верно?
Она нерешительно кивнула.
– Ты станешь моей женой?
Тари посмотрела на него восхищенно и грустно. В глазах ее читалось: «Я не верю, что твоя затея кончится добром Щепки – плохие мужья, их обязательно куда-нибудь уносит от жен…» Но сила совершающихся событий настолько ошеломила женщину, а тепло, появившееся между нею и странным поклонником Мемо Чарану, оказалось столь соблазнительным, что она ответила без хитрости и по правде:
– Бог весть куда ты меня заведешь, легкий человек. Но так уж вышло, комиссаришка… думаю, никуда мне от тебя не деться. Так уж получилось… Ладно, я буду твоей женой, буду стирать твои портки и все остальное тоже буду.
Лысый в восторге заорал и заухал, точно филин. Варибобу смачно выругался от нестерпимого ликования. Сержант Тоот скромно сказал: «Поздравляю». А Свистун показал, от чего у него такое прозвище: сунул пальцы в рот и так свистнул, что у Рэма на миг отнялся слух и, кажется, даже снег в смущении ненадолго перестал падать.
Вот только старый товарищ Рэма Толстый смотрел на него каменно. Смотрел и молчал. Сунул руку за отворот шинели, пожелал, всего вернее, закурить, но потом вынул оттуда пустую руку, да и продолжил молчать. Уже все угомонились со своими воплями и свистами, а он все молчал, и выходило неудобно.
Затем, угомонив душевную бурю, Толстый перевел взгляд на медсестру. Теперь-то он «заметил» женщину, признал ее существование. И вгляделся в ее лицо, будто пытаясь нечто тайное прочитать в нем, какую-то угрозу на будущее. Та встретила его остро-неприязненным взглядом И тогда Толстый произнес официальным голосом:
– Я поздравляю вас, госпожа Тану. – И добавил, обращаясь к Рэму. – Во всяком случае, она, кажется, не из тех, кто врет, приспосабливается. Будет тебе честной женой. И то хорошо.
Сделал шаг вперед и похлопал Рэма по плечу.
– Держись, сукин сын. Можешь не объяснять, какого хрена ты с нами не поедешь. Ты ведь не поедешь с нами, Рэм.
– Не поеду…
– Ну, чтоб хоть женщина хорошая… Понимаю, хоть и… ладно. Теперь дай-ка сюда приказ о назначении тебя комиссаром Продбригады.
Рэм, не понимая, все же подчинился.
– Свистун, сюда. Спину подставь.
Толстый вынул из планшета химический карандаш ядовито-синего цвета, пристроил планшет на спину Свистуна, а Рэмов приказ, перевернув тыльной стороной, расправил на планшете.
– Лысый, придержи бумажку, чтоб не загибалась… А ты, брат мой блудный, подержи над нами шинель.
Рэм наконец-то сообразил и поспешил с шинелью.
Толстый, послюнявив карандаш, принялся выводить на тыльной, незаполненной стороне приказа буковки, деловито комментируя написанное:
– Писчей бумаги у меня с собой нет. Ждать, пока твоя драгоценная принцесса отыщет ее в больничке, некогда. Чернильницы я тут, на улице, тоже не наблюдаю. А официальная бумага вам с ней, как бы там ни было, понадобится. Вот тебе официальная бумага, бестолковый упырь.
Начало ядовито-синего текста составлено было так:
«Я, командир Продбригады Повстанческой армии справедливости, начальник состава дальнего следования, предоставленного вышеозначенной Продбригаде, прим-лейтенант Рагу Телеску официально регистрирую брак, заключенный по закону и по взаимному согласию между комиссаром вышеозначенной Продбригады прим-лейтенантом Рэмом Тану и медсестрой Черожской уездной больницы Тариши…
– Фамилия-то как твоя?
– Шанизам-Чааргоол.
– Ну, хоть наполовину наша… – пробормотал Толстый. – А хочешь какую?
– Шанизам-Тану.
«…Тариши Шанизам-Чааргоол, в присутствии свидетелей: сержанта Тоота, а также бригадного писаря рядового Варибобу…»
– Извините, ребята, всех перечислять – места не хватит.
«…рядового Варибобу, с присвоением названной Тарише Шанизам-Чааргоол фамилии Шанизам-Тану (Дата, подпись)».
– Кстати, число тут вчерашнее, это когда мы договор заключили. Чтоб у бумажки имелась официальная сила. Вчера я стал начальником состава дальнего следования, поскольку объявил, куда мы драпаем отселева в столицу. А приказ мой о командовании Продбригадой до вчерашнего дня никто не отменял: кому
