угорали от пороховой гари и скопления газов. Угоревших вытаскивали И тут же на палубе отливали водой. Врач и фельдшер приводили их в чувство. Тех, кто не мог вернуться к орудиям, заменяли здоровые с других боевых постов. Очнувшись от угара, матросы снова бежали к пушкам.
На орудийных стволах краска свертывалась и запекалась комками. Их поливали водой из шлангов. Вода мгновенно испарялась, будто ее лили на раскаленную плиту.
Наконец получили от Скородумова сигнал: «Прекратить огонь!» Передовые части противника, наседавшие на десант с востока и с запада, были уничтожены.
Десантники, используя сотни воронок как окопы, продвинулись вперед. Короткую передышку между атаками гитлеровцев они использовали для укрепления на захваченном плацдарме. Через полчаса противник с ожесточением повторил атаки, но был повсюду отбит. Десант прочно вцепился в отвоеванный кусок берега.
Скородумов по радио сообщил: «Дороги завалены техникой и трупами фашистов. Молодцы морячки!» Пришлось ему передать, чтобы не болтал лишнего.
В десять утра мониторы снова открыли огонь. Это были последние залпы кораблей Дунайской флотилии. Наши бронетанковые войска соединились с десантом. Бойцы и офицеры устроили фейерверк из ракет и трассирующих пуль. Воодушевленные победой, советские и югославские соединения стремительно преследовали остатки разгромленного врага.
На поле боя противник оставил свыше двух тысяч убитых и раненых, более десяти тысяч его солдат и офицеров попало в плен. Скородумов со своими моряками вернулся на корабль, прихватив около восьмидесяти пленных гитлеровцев. «А этих зачем притащил? Почему не сдал сухопутным частям?» — спросил я. «Их захватили мы, моряки. Пусть наши матросы поглядят на живого врага. А то бьем его все издалека — из-за деревьев да из-за горок. Вот они вам — живые фрицы, смотрите!..» Через два дня вся территория Югославии была очищена от немецко-фашистских захватчиков…
Мы стояли в районе венгерского города Вуковар. Минные заграждения преграждали кораблям путь вверх по реке. Идти вниз было тоже опасно: оставалось много невытраленных мин. Рисковать уже не было смысла. Мы ждали, когда тральщики очистят нам путь к Будапешту. Дунай от устья и до демилитаризованной зоны между нашими и американскими войсками выше Вены был освобожден от немецко-фашистских войск.
9 мая моряки проснулись от радостного известия: «Говорит Москва, говорит Москва… Гитлеровская армия капитулировала».
Конец войне! День победы!
Матросы, старшины и офицеры срывались с коек, кричали «ура», обнимались; кто-то кого-то качал. Зажглись иллюминационные огни. За борт полетели маскировочные сети и ветви, ясное голубое небо расцветилось красными, белыми, зелеными огоньками трассирующих пуль.
Встало солнце. Жители города Вуковар высыпали на набережную. Каждый венгр хотел что-нибудь подарить морякам на память. Весь день и всю ночь на обоих берегах Дуная гремело неумолкаемое «ура». Никогда не забыть мне этого чудесного дня!..»
— Эх, жаль, меня не было с вами! — вздохнул я, закрыв последнюю тетрадь, присланную Алексеем Емельяновичем. Дочитал его письмо:
«…Служа на других кораблях, Травкин, мы всегда оставались железняковцами. И вот мы снова встретили свой корабль, сделавший нас моряками. И сказали ему, как другу, как брату, как любимому человеку: «Здравствуй, родной!»
Надеюсь, Травкин, и мы с тобой встретимся, и не раз»…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
«Надеюсь, Травкин, и мы с тобой встретимся…»
Но встретились мы с Алексеем Емельяновичем Харченко лишь через много лет…
Как-то, будучи по делам в Севастополе, я встретил Алексея Дмитриевича Королева. Он постарел за эти годы, но продолжал еще служить. Теперь он плавал на больших кораблях. Королев рассказал, что Алексей Емельянович Харченко получил повышение по службе. Железняковцы — офицеры и матросы — разбрелись по стране. На «Железняков» пришла новая смена — юное поколение моряков. С таким же трепетом, как когда-то наши герои Овидько, Громов, Губа, Перетятько, ступили они впервые на борт легендарного монитора.
Молодой командир корабля обратился к матросам с такими словами:
— Михаил Иванович Калинин говорил, что каждый новобранец, придя в полк, должен узнать всю его боевую историю, всех его героев и боевые награды, чтобы он мог гордиться своим полком и повсюду отстаивать его честь. Я расскажу вам о боевых делах нашего корабля, чтобы вы знали его боевую историю, гордились им и всегда отстаивали его честь…
Рассказав о бессмертных подвигах людей прославленного корабля, командир продолжал:
— Вы вступаете в семью славных советских моряков, становитесь членами экипажа легендарного монитора. Бережно храните боевые традиции корабля. Что значит хранить боевые традиции? Это значит неустанно учиться, жить по уставам, добросовестно нести службу, закалять свою волю, быть дисциплинированными и умелыми моряками. Старшины и офицеры помогут вам в этом. И тогда, — командир оглядел стоявших перед ним в строю моряков, — тогда, выполняя свой долг, вы сумеете, как и старшие ваши товарищи, бесстрашно глядеть в глаза смерти и отважно, умело и мужественно защищать нашу любимую Родину…
Время течет неумолимо быстро. Казалось, только вчера происходило все то, о чем я написал, а у меня — уже седина в волосах. Будучи в командировке в Москве, я встретил Дмитрия Васильевича Павлина. Он был уже капитаном 2 ранга и служил в Главном штабе. Как часто бывает, пообещали друг другу встретиться, поговорить, вспомнить прошлое — и не встретились. Через два года я позвонил по записанному номеру телефона. Мне ответили, что капитан 1 ранга Павлин вышел в отставку и живет теперь в Ленинграде.
Еще через несколько лет я встретил капитана 1 ранга Алексея Емельяновича Харченко.
— Алексей Емельянович!
— Здорово, брат Травкин! Постой, сколько же… целых пятнадцать лет с тобой не видались!
Стали вспоминать старых друзей. Я узнал, что «наш уважаемый доктор», подполковник медицинской службы Иван Романович Кушлак, ныне служит в Совгавани. Володя Гуцайт — капитан 2 ранга, служит на Дунае, воспитывает молодых моряков. Толя Кузнецов — тоже на Дунае, Миша Коган — на Черном море, оба — капитаны 1 ранга. Ильинов, Ермаков, Кирьяков — в Москве. Ильинов работает мастером по ремонту радиотехники. Ермаков — моторист, Кирьяков — начальник поезда на линии Москва — Ростов. Боцман Андрющенко обучает флотскую молодежь на Дунае. Наконечный тоже не расстался с любимой рекой. И только Василий Губа, замечательный русский матрос, погиб уже после победы, подорвавшись на оставленной немцами противотанковой мине…
«Железняков» — устарел. Ему на смену пришли более совершенные, более мощные корабли. Теперь они несут вахту на наших водных границах. Но монитор «Железняков», ставший живой легендой флота, никогда не будет забыт советским народом. Живет песня о нем — ее поют моряки:
Не будет забыт и его героический экипаж — матросы и офицеры, сумевшие сохранить несгибаемый
