помогла ее созданию: отвоеванная земля, раскорчеванная мелким землевладельцем, поднимавшим целину, и в самом деле благоприятствовала устройству плантаций.
Даже в 30-х годах нашего столетия, замечает Фернан Бродель, этот же самый процесс можно было увидеть в начинавших разрабатываться районах штата Сан-Пуалу, в Бразилии, где временная мелкая собственность подготавливала почву для крупных кофейных фазенд, которые, в конце концов, ее сменяли.
В XVI —XVII веках с появлением крупной (относительно крупной) земельной собственности умножилось число черных невольников, бывших необходимым условием ее существования.
После драматического снижения численности индейского населения экономический процесс, открывший Америку для африканского населения, шел сам собой: «Именно деньги, а не страсти, добрые или дурные, сплели заговор». Африканский невольник, более сильный, чем индеец (в то время утверждалось, что один негр стоит четырех индейцев), более послуишый, более зависимый, поскольку он был оторван от своей родной общины, покупался как товар, даже на заказ.
Деятельность торговцев неграми позволит создать громадные для своего времени сахарные плантации предельных размеров, обеспечивавших перевозку тростника на телегах: тростник, чтобы он не испортился, должен был сразу же после срезки доставляться на мельницу и без задержки размалываться.
Покорность, ровный характер, сила работников-негров сделали из них орудие наименее дорогое, самое эффективное и вскоре затем — единственно желанное.
Если в некоторых штатах Северной Америки табак, поначалу возделывавшийся мелкими земельными собственниками — белыми, познал живейший подъем в 1663 — 1699 гг. (его экспорт вырос вшестеро), то произошло это потому, что состоялся переход от труда белых к использованию рабочей силы негров. В то же самое время, как полагает Бродель, появилась полуфеодальная аристократия, блистательная, образованная, но и склонная к произволу.
Табак, возделывавшийся в больших размерах на экспорт, как пшеница в Сицилии или в Польше, как сахар на бразильском Северо-Востоке или на Антильских островах, породил такой же социальный строй. Одинаковым причинам соответствовали аналогичные результаты.
Но негра использовали и для множества других работ. Так, старательская золотодобыча в Бразилии, что началась в последние годы XVII века, возникла в результате доставки тысяч черных невольников.
И если негры не будут работать на серебряных рудниках в Андах или на севере Новой Испании, то потому (это была весомая причина), что во внутренних районах континента после нескончаемого путешествия они стоили дороже, чем на Атлантическом побережье, а не только потому, как утверждали, что холода горных высот не позволяли им заниматься очень тяжким горняцким трудом.
В действительности разные виды подневольной рабочей силы в Америке были более взаимозаменяемы, чем принято считать. Индейцы могли работать старателями, как это было в окрестностях Кито. Точно так же следует отбросить рассуждения о невозможности якобы для белого жить в тропиках, занимаясь физическим трудом (как считал среди тысяч других и Адам Смит).
«Завербованные» прекрасно работали еще в XVII столетии. Прошло больше ста лет с тех пор, как немцы обосновались в Сифорте на Ямайке: они там живут по сей день. Итальянские землекопы вырыли Панамский канал. И возделыванием сахарного тростника в тропических областях Северной Австралии заняты целиком белые.
Точно так же на юге США заняла немалое место белая рабочая сила, тогда как негры эмигрировали на север, в суровый климат и, не чувствуя себя от этого ни лучше, ни хуже, живут в Чикаге, Детройте и Нью- Йорке.
А тогда, если один климат не определял распространение людей по всему Новому Свету, то этим вполне очевидно озаботилась история — сложная история европейской эксплуатации, но также и предшествовавшего ей могучего прошлого американских индейцев, которая успехами инков и ацтеков заранее и неизгладимым образом утвердила на американской земле постоянное индейское присутствие.
В конечном счете история дала выжить до наших дней индейской Америке, Америке африканской и Америке белой. Она перемешала их, но недостаточно, и ныне они продолжают в массовом масштабе отличаться друг от друга.
ПРОМЫШЛЕННАЯ БОРЬБА С МЕТРОПОЛИЯМИ В СЕВЕРНОЙ И ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ
В промышленном плане, как и в плане торговли, давно назревал конфликт между колониями и метрополией. С конца XVI века продолжительный кризис терзал всю испано-нортугальскую Америку, да, вне сомнений, и всю Америку в целом. Европейский капитализм находился тогда, самое малое, в затруднительном положении.
Формировавшиеся региональные рынки увеличили свои обмены: бразильцы настойчиво добирались до андских краев; Чили снабжало Перу зерном... и так далее. Возникали нро-мышенные производства.
На рубеже XVII и XVIII веков в Кито имелись «мануфактуры, изготовляющие саржу и хлопчатое полотно... грубые... ткани, идущие на одежду народа. Так их сбывают в Перу, и в Чили, и даже в Тьерра- Фирме, и в Панаме, вывозя через Гуаякиль, каковой представляет как бы гавань Кито на Тихом океане. Их также вывозят сухопутным путем в Попаян».
Аналогичный натиск текстиля проявился в Сокорро в Новой Гранаде, в перуанской провинции Куско и в южных, населенных индейцами областях Мексики — в Ла-Пуэбле, во внутренних районах того, что станет Аргентиной, в частности в Мендосе, «где, — писал епископ Лисаррага, — индейцы, кои воспитывались среди нас, изготовляют нить столь же тонкую, как тончайшая бискайская нить».
Развились и некоторые другие производства по переработке продуктов земледелия и скотоводства. Повсеместно изготавливали мьтло, сальные свечи, повсюду обрабатывали кожу.
Созданная несомненно в трудные годы XVIII века, в :>поху, когда значительная часть Америки с развитием крупных асиенд «феодализировалась», расплывется и эта элементарная промышленность, как масляное пятно, когда улучшится конъюнктура.
Испанская Америка более других частей Нового Света нашла в сети контрабандной торговли дополнительную свободу, источник доходов. Манильский галеон — это знали все! — служил перехвату американского золота к невыгоде Испании и даже к невыгоде Европы, на пользу далекому Китаю и капиталистам Консуладо в Мехико. К тому же большая часть (и значительно) монеты и серебряных слитков вплоть до конца XVIII предназначалась не католическому королю, ставшему бедным родственником, а частным купцам.
Купцы Нового Света имели в ней свою долю.
ПРЕОДОЛЕНИЕ ЕВРОПЕЙСКОГО ВЛИЯНИЯ
Америке пришлось пройти долгие этапы европейской истории, правда, не придерживаясь их порядка или моделей. Там снова можно встретить, хоть и в перемешанном виде, европейский опыт — античность, средние века, Возртждение, Реформацию.
Американские зоны первоначального освоения напоминают зоны расчистки средневековых лесов Европы в XIII веке. Точно так же определенные черты первых европейских городов Нового Света и их патриархальных семейств восстанавливают для историка приблизительную античность.
Каждая метрополия желала безраздельно удерживать свой кусок Америки, навязывая ему соблюдение «колониальных договоров» и уважение к «исключительным правам». А общество по другую сторону Атлантики почти не могло уйти от опеки издалека и от навязчивых образцов Европы, которая внимательно следила за своими чадами и у которой моменты ослабления внимания бывали лишь поначалу, в безвестности и незначительности первых поселений.
Испания предоставила право своей Америке расти в свое удовольствие, так как та могла или желала. Затем, когда «ребенок» вырос и достиг процветания, его взяли в руки и, когда все встало на свои места, наступила, как говорили тогда, «централизация» к выгоде институтов метрополии.
Централизация была естественной, тем лучше воспринимавшейся, что она была необходима для обороны юных колоний от посягательств других европейских держав. Ибо соперничество между теми, кто совместно делил Новый Свет, оставалось сильным.
На сухопутных границах и, в не меньшей степени, вдоль нескончаемых побережий Америки происходили беспрестанные конфликты. Централизация наверняка облегчалась также тем фактом, что внутри колонии она обеспечивала господство белого меньшинства, а последнее оставалось привязанным к
