РАЗВИТИЕ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
Согласно докладу главного интенданта торговли, соотношение сельского хозяйства и обрабатывающей промышленности в национальном доходе Франции в 1789 году выражалось следующими цифрами: годовой доход сельского хозяйства составлял 1826 млн. ливров, а обрабатывающая промышленность давала 595 млн. ливров годового дохода.
Несмотря на то, что во второй половине XVIII века еще существовала цеховая регламентация, которая ограничивала количество наемной силы, капиталистическая мануфактура, поднимавшая общественную производительность труда во Франции, стала господствующей формой промышленности.
Французское правительство при всей своей близорукости видело необходимость освобождения от цеховых стеснений не т'олько сельской, но и частично городской промышленности.
Оковы цеховых стеснений спадали не только с отдельных улиц или районов, городов, но даже и некоторых отраслей производства.
Как уже указывалось, основной промышленностью во
Франции была промышленность обрабатывающая и потому руководящая роль в манфактуре принадлежала чаще всего купцам-промышлен-никам, которые владели промышленным сырьем.
Так же, как и в Англии, XVIII век во Франции ознаменовался быстрым развитием текстильной мануфактуры. В Нормандии с 1701 — 1702 гг. началось прядение хлопка для производства полушелковых- полубумажных тканей.
Вскоре традиционные во Франции шерстяное и полотняное производства ощутили жестокую конкуренцию со стороны новой отрасли хлопчатобумажного производства.
Так же как и в России, некоторые французские крестьяне пренебрегали сельским хозяйством в пользу занятия промыслами. Таковыми чаще всего были прядение и чесание хлопка. Власти города Руана в 1722 году даже жаловались правительству на таких крестьян. В течение XVIII века крестьяне, населяющие окрестности Руана, постепенно превращались в постоянных работников руанской хлопкопрядильной и бумаготкацкой мануфактуры.
На пороге последнего десятилетия этого века в окрестностях Руана насчитывалось около двухсот тысяч одних только прядильщиков. Руанские хлопчатобумажные товары продавались во многих городах и районах Франции и вывозились за границу.
Не только внутри самой страны, но и во всей Европе довольно долго славились ножи тьерской мануфактуры. Мануфактура по производству ножей в районе Тьера представ -ляла собой пример широко развитой системы разделения труда. Местные мануфактуристы покупали полосовую сталь, затем раздавали ее кузнецам, ковавшим из полос клинки ножей, обрабатывавшиеся далее сверлильщиками, точильщиками, полировщиками, после чего полуфабрикат передавался изготовителям рукояток, черенков и так далее.
Концентрация мануфактурного производства была невелика, потому мануфактуры, сосредоточенные в больших мастерских, встречались довольно редко, хотя и имели огромное экономическое значение.
Во Франции XVIII века имелись чисто государственные предприятия, так называемые «королевские» мануфактуры, по французским меркам бывшие довольно крупными предприятиями. К ним относились металлургические заводы в Тулони и Бресте, ковровые мануфактуры в Бове, знаменитые «Гобелены» в Париже.
Вместе с тем имелись и частные предприятия, получавшие казенные субсидии или какие-нибудь другие привилегии от правительства. Они также носили название «королевских». Среди них наиболее известно было крупное предприятие Ван-Робе в городе Абвиле, а также металлургический завод Крезо, чье оборудование стоило несколько миллионов ливров.
Только в чугунном производстве Крезо было занято более нолутысячи рабочих, а ведь этот завод объединял еще каменноугольные шахты, литейные и стекольные заводы.
Бретань была одной из наиболее отсталых провинций Франции, но даже там существовала капиталистическая шерстяная мануфактура. Местные рыбные промыслы также получили четкий капиталистический характер.
Так в 1789 году бретонские купцы наладили выпуск или так называемое «фабрикование» рыбных продуктов. В этом производстве было занято несколько тысяч рыбаков.
ПАРИЖ И ЛИОН
Еще в начале 80-х годов XVIII столетия Лион, без всякого сомнения, оставался первым центром французской торговли. Фернан Бродель приводит следующие цифры: вывоз составлял 142,8 млн. ливров, ввоз — 68,9 млн. Общий торговый оборот — 211,7 млн., а валовое превышение вывоза над ввозом — 73,9 млн. ливров.
Даже если не принимать во внимание колебание стоимости ливра, эти цифры превышали в 9 раз показатели 1698 года. В тот же период Париж имел всего около 24,9 млп. ливров общего торгового оборота (вывоз + ввоз), что составляло немногим более 1/10 лионского баланса.
Однако с появлением финансового капитализма начался подъем Парижа. Первым признаком начавшегося процесса был финансовый кризис 1709 года, который явился следствием войны за испанское наследство.
Лионские ярмарки понесли очень серьезный урон. Самюэль Бернар, постоянный заимодавец правительства Людовика XIV потерпел тогда банкротство на королевских платежах, которые в конце концов были отсрочены до апреля 1709 года.
Чтобы получить капиталы, которые могли бы выплачиваться вне Франции, Самюэль Бернар предложил женевским банкирам в качестве гарантий возмещения полученных им сумм денежные билеты, выпускавшиеся французским правительством с 1701 года.
По сути это была фиктивная игра, в которой, когда все шло хорошо, никто не проигрывал. Она позволяла платить женевским и иным кредиторам то звонкой монетой, то обесценивавшимися билетами, и основная часть расчета всякий раз переносилась для самого Самюэля Бернара на целый год. Все, чего он добивался, так это только выигрыша во времени.
Именно потому в 1709 году многие твердили о создании банка, который был бы частным или государственным. Какой могла быть его роль? Давать деньги взаймы королю, который тут же даст их взаймы деловым людям.
Такой банк выпускал бы кредитные билеты, приносящие проценты, которые бы обменивались на королевские денежные билеты, и курс этих билетов непрерывно повышался бы.
Если бы Сэмюэлю Бернару удалась эта операция, то все французские воротилы оказались бы под его каблуком. Однако генеральный контролер финансов Демаре смотрел на фантазии месье Бернара без особого удовольствия. Негоцианты крупных портов и торговых центров Франции также стали в оппозицию.
Один из ее членов писал: «Утверждают, что господа Бернар, Никола и прочие евреи, протестанты и чужеземцы предложили взять на себя учреждение сего банка. Было бы куда более сиравделиво, ежели бы оным банком управляли уроженцы французского королевства, римские католики, кои заверяют Его Величество в своей преданности».
Однако банковский проект потерпел неудачу. Уже в первую неделю апреля 1709 года Бертран Кастан, доверенное лицо Бернара, заявил, что не может уравновесить баланс и оплатить долги.
Затем последовал бурный кризис системы Лоу, который окончательно подорвал лионских купцов. В свое время город отказался от размещения у себя королевского банка. Без сомнения, он стал бы конкурентом традиционным лионским ярмаркам, нанес бы им ущерб и вообще свел бы их на нет, но он же, вне всякого сомнения, притормозил бы и взлет Парижа.
Фернан Бродель, анализируя торговое и финансовое соперничество двух французских городов, считает, что если бы королевский банк размещался в Лионе, все могло бы получиться иначе.
Ибо вся Франция, по выражению Броделя, будто охваченная лихорадкой, мчалась в столицу, создавая на улице Кэнканпуа страшную давку, такую же, если не более суматошную, как давка на лондонской Эксчейндж-Элли.
Да, мы помним, что в результате провала системы Лоу не только Париж, но и вся Франция лишились королевского банка, но правительство не замедлит в 1724 году предложить Парижу новую Биржу, достойную той финансовой роли, которую впредь будет играть столица.
С того момента успех Парижа будет только укрепляться, однако же бесспорно окончательный поворот в
