его непрерывном поступательном движении произошел достаточно поздно, примерно к 60-м годам XVIII века.
«Париж, который оказался тогда в привилегированном положении, в самом центре своего рода континентальной системы, охватывавшей всю западную Европу, был пунктом, где сходились нити экономической сети, распространение которой более не наталкивалось, как в прежние времена, на враждебные политические барьеры. Препятствие в виде габсбургских владений, между которыми на протяжении двух столетий была зажата Франция, оказалось преодоленным.
С момента утверждения Бурбонов в Испании и Италии и до момента смены союзов можно проследить расширение вокруг Франции открытой для нее зоны: Испания, Италия, южная и западная Германия, Нидерланды. И впредь дороги из Парижа в Кадис, из Парижа в Геную (а оттуда в Неаполь), из Парижа в Остенде и Брюссель (перевалочный пункт на пути в Вену), из Парижа в Амстердам будут свободны. За 30 лет их ни разу не закроет война.
Париж сделался тогда в такой же мере политическим, как и финансовым перекрестком континентальной части европейского запада. Отсюда и развитие деловой активности, увеличение притока капитала».
Однако, несмотря на возрастание своей притягательной силы, мог ли Париж быть очень крупным экономическим центром? Мог ли он быть идеальным центром для национального рынка, втянутого в оживленное международное соревнование?
Фернан Бродель вместе с Декозо дю Аллэ, представителем Нанта в совете торговли, отвечает: нет. В пространной памятной записке, составленной еще в начале века, Декозо дю Аллэ приписывает недостаточное уважение французского общества к негоциантам тому обстоятельству, что «иностранцы (он вполне очевидно имеет в виду голландцев и англичан) имеют у себя дома более живые pi более истинные образ и представление о величии и благородстве коммерции, нежели мы, поелику дворы сих государств, пребывая все в морских портах, располагают возможностью осязаемо узреть, глядя на корабли, кои приходят со всех сторон, груженные всеми богатствами мира, сколь оная коммерция заслуживает одобрения. Ежели бы французской торговле так же посчастливилось бы, не понадобилось бы иных приманок, дабы обратить всю Францрио в негоцр1антов».
Сам Джон Лоу, размышляя в 1715 году над исходными посылками своего проекта, усматривал «пределы для честолюбивых замыслов по поводу Парижа как экономршеской метрополии, ибо, коль скоро город этот удален от моря, а река несудоходна, из него нельзя сделать внешнеторговую столицу. Но он может быть первейшим в мире вексельным рынком».
Однако это не мешало Парижу еще в самом начале XVIII века удивлять иностранцев и французов- провинциалов своей столичной сутолокой, многоэтажными домами и прочими характерными признаками большого города.
Быстрый, интенсивный рост Парижа начался во второй половине века. При Людовике XVI здесь наблюдается даже своего рода строительная горячка. Впервые появились капиталисты-домовладельцы, строившие дома лишь для того, чтобы сдавать их затем внаем.
При всем блеске Парижа куда большее удивление и восхищение вызывал Версаль. Резко контрастируя со всей остальной Францией, он представлял собой необычный мир. Каждый вечер бессчетные ряды окон озарялись ярким светом. Практически круглосуточно здесь звучала музыка. Людовик XV развлекался. Королевские охоты сменяли костюмированные балы, театральные представления чередовались с пышными празднествами. Деньги текли без счета.
Король уверенно говорил: «На мой век хватит». Ему приписывали и другое изречение: «После меня хоть потоп».
Однако, как ни любил Людовик XV позу могущественного властелина, его власть была отнюдь невелика. На самом деле страной правили его фаворитки, госпожи Шатору, Помпадур, Дюбарри. Или, вернее сказать, фавориты фавориток.
Праздничная жизнь во дворце скрывала за собой тайные козни, происки, интриги. Сведущие люди знали, что добиться королевского указа или иного решения можно было, действуя не через министров, а через субреток, или возлюбленных госпожи де Помпадур. Было доподлинно известно, что мнение этой дамы важнее любых официальных инстанций.
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
Торговое, экономическое и военное соперничество с Англией составляло основу внешнеполитического курса Франции в годы Людовика XV.
Дипломатические отношения с другими государствами, п без того непростые, зачастую запутывались королем, который любил лично вмешиваться в дипломатическую игру, вступая в переписку с иностранными дворами, посылая им своих эмиссаров, не корректируя при этом свои действия с министром иностранных дел.
Следствием такой политики были неожиданные повороты и скачки и даже войны, без которых Франция вполне могла бы обойтись.
В 1733 году Франция втянулась в так называемую войну за польское наследство. Причиной войны послужило стремление низвергнутого Петром I польского короля Станислава Лещинского вернуть утерянный трон.
В сентябре 1733 года Станиславу удалось добиться избрания его королем Польши, однако, удержаться на престоле он смог около трех недель. Польский трон занял саксонский курфюрст Фридрих-Август.
Руководствуясь чисто династическими соображениями, Людовик XV выслал в Данциг, где укрылся Станислав, отряд в полторы тысячи человек. Однако встретиться им не удалось, так как Станислав бежал в Пруссию, а отряд попал в плен к русским.
Произошло несколько сражений французских войск на Рейне и в Италии, однако, ни одной победы французам одержать не удалось.
Отношения между двумя союзниками, Францией и Сар-линией, несколько остыли. В конце концов Франция оказалась в состоянии дипломатической изоляции и была вынуждена прекратить военные действия.
3 октября 1735 года Людовику XV пришлось подписать Венский договор, в котором Людовик, выступая от имени Станислава Лещинского, отказался от польской короны. Тем не менее за Лещинским остался титул короля, он получил в пожизненное владение Лотарингию и герцогство Бар.
В конце августа 1736 года был подписан дополнительный договор, согласно которому Франция была обязана выплачивать герцогу Лотарингскому ежегодную компенсацию в 4,5 млн. ливров. Горькая пилюля была подслащена правом получения Францией после смерти Лещинского Лотарингии в вечное владение.
В 1740 году разразилась так называемая война за австрийское наследство. Причиной этой войны послужили претензии Фридриха II Прусского на Силезию, которая была предметом давних претензий прусских правителей. Австрия, в чьи владения входила Силезия, наотрез отказалась уступить ее. На свое несчастье Франция была союзницей Пруссии.
В эту войну оказались втянутыми 12 государств. Кроме Пруссии и Франции, на одной стороне воевали Испания, Бавария, Саксония, Сардиния, Швеция, Неаполь. А на стороне Австрии выступали Англия, Голландия и Россия.
Две победы, которые французам удалось одержать в Голландии, не шли ни в какое сравнение с поражениями, которые они потерпели от австрийцев под Линцем, под Прагой и под Геттингеном.
Руководствуясь соображениями давнего соперничества с Англией, Франция сделала попытку перенести войну на территорию Британских островов. Для этого Людовик XV попытался доставить в Англию Карла Стюарта и разжечь там гражданскую войну. Однако отряды Стюарта потерпели бесславное поражение, а 14 июня 1747 года английский флот наголову разбил флот Франции.
Спустя несколько месяцев, был подписан Аахенский договор, согласно которому прекращались военные действия между Пруссией и Австрией. Силезия закреплялась за Пруссией, австрийская императрица Мария-Терезия сохраняла свой титул, а некоторые итальянские владения Австрии, такие как Пьяченца и Парма, отходили к Испании.
Для Франции же война за австрийское наследство означала лишь увеличение государственного долга на 1200 млн.
