– Что – все?
– Я про Пита.
– Тогда ничего, – сказала она. – В том смысле, что все кончено.
– Вот так просто?
– Мне больше сказать нечего.
– Нечего?
– Нет.
Она открыла сумочку и вытащила пачку сигарет. Марк встал и, склонившись над ее креслом, поднес ей спичку. Она откинулась на спинку кресла. Он снова сел.
– Значит, ничего больше ты мне не скажешь?
– Дольше это продолжаться не могло. У тебя пепельница есть?
– Стряхивай в камин.
Она стряхнула пепел о край каминной решетки и убрала прядь волос за ухо.
– Так-так, – улыбнулась она. – Значит, ты, оказывается, поддерживаешь в доме полный порядок?
– Это не я. Одна женщина приходит.
– А как насчет мытья посуды?
– Это я сам.
– Сегодня уже мыл?
– Сегодня? Нет.
– Давай я.
– Не надо.
Она вытянула ноги на ковре и выдохнула струю табачного дыма.
– А раньше я уже мыла посуду у тебя на кухне.
– Я помню.
Он закашлялся и постучал кулаком себя в грудь.
– Плохо, – сказала она.
– Бывает и хуже. Слушай, ты к Питу возвращаться не собираешься?
– Нет. Ты что-нибудь принимаешь от кашля?
– Нет.
Он прочистил горло.
– Я слышал, ты тут совсем загуляла.
– Называй так, если хочешь.
– А что, это правда?
– Если тебе интересно, я загуляла с человеком по имени Такер.
– Он с запада?
– Он краснокожий индеец.
– Так ведь я тоже.
– Ну уж нет.
– А кто же я?
Она снова стряхнула пепел в камин.
– Такер, значит?
– Такер. Больше сказать пока нечего.
– Ну, о чем-то всегда можно сказать больше, – сказал Марк.
– Может, и так.
– Давай свой окурок. Того и гляди пальцы обожжешь.
Он взял окурок из ее руки, погасил его и снова сел.
– Как дела в школе?
– У нас каникулы, – сказала она.
– А, ну да, конечно.
– У тебя, как я понимаю, тоже.
