вынул меча из ножен.
Воодушевленные этой победой, мы немедленно бросились к воротам и там увидели мандарина с примерно шестьюстами людьми. Мандарин сидел на добром коне и одет был в старинный золоченый панцирь на фиолетовом бархате, принадлежавший, как мы впоследствии узнали, некоему Томе Пиресу, которого король Мануэл отправил послом в Китай на каравелле Фернана Переса де Андрадо во времена, когда владениями нашими в Индии правил Лопо Соарес де Албергариа.
Мандарин и те, кто был с ним, попытались дать нам отпор и не пропустить в ворота, из-за чего между нами и ими завязался жестокий бой, и через несколько мгновений они уже стали сражаться с нами несравненно более смело, чем то, на кого мы напали на мосту, но в этот миг один из наших мосо выстрелом из мушкета попал мандарину в грудь, и тот свалился с коня. Китайцы были так этим потрясены, что все разом повернули назад {184}и начали беспорядочно отступать через ворота в город, а мы все, бросившись за ними вслед, поражали их пиками, и никто из них не догадался запереть ворота. Мы прогнали их таким образом, точно стадо, по очень длинной улице, пока они не вырвались через другие ворота, выходившие в заросли, в которых все и попрятались, так что в стенах города не осталось ни одного.
Антонио де Фариа, собрав вокруг себя всех своих людей, велел им, во избежание беспорядка, построиться, после чего они проследовали к шифанге — то есть к тюрьме, где были заключены наши, и те, завидев нас, так громко закричали: «Господи боже, смилуйся над нами!» — что можно было содрогнуться всем существом. Капитан наш приказал немедленно высадить двери и решетки топорами, а так как желание и рвение у всех было большое, в один миг все разлетелось на куски; оковы, в которых находились узники, были сбиты, так что за очень непродолжительное время товарищи наши оказались совершенно свободными.
Всем солдатам нашим и остальному бывшему с нами народу было сказано, чтобы каждый брал себе то, что он сможет захватить, так как дележа никакого не будет. Что каждый с собой заберет, то и будет его собственностью, так как более получаса Антонио де Фариа на это предоставить им не может. На что все ответили, что они вполне довольны.
Все разбежались по окрестным домам, Антонио де Фариа же отправился во дворец мандарина, который он определил себе на долю, где только одного серебра он нашел на восемь тысяч таэлей и пять больших кувшинов мускуса, которые он приказал забрать. Остальное же отдал сопровождавшим его мосо, а было там множество тканей из простого и крученого шелка, атласа, штофа и плетенок с тонким фарфором, которыми все нагрузились так, что едва могли нести, и четыре баркаса и три сампана, на которых наши высаживались, должны были четыре раза нагружаться и разгружаться в джонки, так что не было мосо или матроса, который не мог бы похвастаться сундуком или сундуками пес, не говоря уже о том, что он припрятал от других.
Антонио де Фариа, видя, что уже прошло более полутора часов, приказал всем быстро собраться, но людей никак нельзя было оторвать от грабежа, причем чем выше был начальник, тем сильнее в нем проявлялась алчность. Поэтому, опасаясь, как бы с ними не произошло какого-нибудь несчастья, так как ночь уже была близка, Антонио де Фариа приказал поджечь город с десяти или двенадцати концов, а так как большая часть домов была построена из сосновых и других досок, через четверть часа он так страшно пылал, что казался геенной огненной.
Тут все отошли к берегу и сели в шлюпки уже безропотно, очень довольные тем, что разбогатели, а кроме того, тем, что уводили с собой много весьма красивых девушек. Больно было смотреть, как они идут, перевязанные аркебузными фитилями по четыре, по пять, и все плачут, а наши смеются и распевают песни.
Глава LXVI
В этой главе повествуется о том, как, запасшись продовольствием в заброшенной деревне, Антонио де Фариа решает перезимовать на необитаемом острове вблизи Лиампо, но на пути туда встречается с пиратом Прематой Гунделом и одерживает над ним блестящую победу, принесшую ему богатую добычу и одну джонку, после чего португальцы направляются в Лиампо.
Глава LXVII
О том, что сделал Антонио де Фариа по прибытии в Ворота Лиампо и что он там узнал о событиях в Китайском государстве
Между двумя островами, которые местные жители и все, кто плавает вдоль этих берегов, называют Воротами Лиампо, пролегает канал шириной немногим более двух выстрелов из мушкета и глубиной в двадцать или двадцать пять морских сажен. На материке имеются бухты с хорошими якорными стоянками и реки с питьевой водой, спускающиеся с вершин хребтов и протекающие между весьма густыми зарослями кедров, дубов и сосен, как саженых, так и диких, откуда многие суда берут себе лес на реи, мачты, доски и другие предметы, причем совершенно бесплатно.
Когда Антонио де Фариа прибыл утром в среду на эти острова и стал на якорь, Мен Таборда и Антонио Анрикес попросили у него разрешения отправиться в город первыми, чтобы сообщить о его прибытии, а также узнать новости на берегу и выяснить, известно ли там и болтают ли о том, что Фариа сделал в Ноудае, ибо, если его пребывание в Лиампо могло в каких-либо отношениях повредить спокойствию и безопасности португальцев, Антонио де Фариа предпочитал, как раньше было решено, зимовать на острове Пуло-Хиньор, мандарина же поставить в известность обо всем в самых общих выражениях. Антонио де Фариа ответил, что все это кажется ему вполне разумным, и разрешил им действовать так, как они предлагали. Кроме этого, он написал для них несколько писем, обращенных к наиболее уважаемым тогдашним правителям города, в которых сообщал обо всем происшедшем во время его похода и просил их милостиво согласиться посоветовать ему, как лучше поступить, ибо он готов повиноваться им во всем, что они потребуют; к этому он присовокупил еще всякие любезности в том же духе, которые пишущему ничего не стоят, но иногда приносят весьма ощутимые выгоды. Антонио Анрикес и Мен Таборда отправились в город во вторую половину дня, а Антонио де Фариа стал дожидаться известий, стоя на якоре.
Прибыли они в город в два часа ночи, и когда их увидели и узнали от них новости и все приключения, которые им пришлось испытать, жители, как и можно было ожидать, пришли в величайшее изумление. Ударили в колокол собора Богоматери Святого Зачатия, являвшегося главным храмом из шести или семи, которые были в городе, и, собравшись в нем, обсудили сообщение, привезенное этими двумя людьми. Приняв во внимание щедрость, которую Антонио де Фариа проявил к ним, а также ко всем тем, кто был с ним в доле, они согласились хотя бы частично отплатить ему проявлениями любви и благодарности, поскольку отблагодарить в полной мере им не позволяли их малые возможности.
И, написав ему один общий ответ, под которым все расписались, что превращало его в постановление палаты, отослали его вместе с двумя лантеа, груженными свежей провизией, наказав Жеронимо де Рего, седовласому дворянину, весьма ученому и пользующемуся большим весом, вручить послание Фарии. В этом ответе они выражали ему свою величайшую благодарность за ту огромную услугу, которую он им оказал, милостиво вернув им товары, отобранные у неприятеля, равно как и за любовь, проявившуюся в его щедрости. За все это — выражали они надежду — господь вседержитель во славе своей воздаст ему изобильнейшими благами. А что до опасений оставаться на зимовку в Лиампо из-за того, что он совершил в Ноудае, он может быть совершенно спокоен, ибо в Китае происходят сейчас
