Че Гевара. Последний романтик революции

Гевара: Почему дарить? Предложим обменять их на тракторы.

Около тысячи «гусанос» (по-русски — червяков, как называют кубинцы предателей страны) вернулись в «пункт отправления», в США, а гуахирос на острове стали пахать на американских тракторах.

Прислушивался главнокомандующий (на Кубе так часто именуется Фидель — Ю.Г.) к своему другу и по более деликатным вопросам внешней политики. Например, помня о недавнем визите Че в Индонезию, Фидель попросил его охарактеризовать президента этой страны Сукарно и высказать соображения по поводу его предстоявшего визита на Кубу:

— Это исключительно симпатичный, хотя и самовлюбленный человек, — сказал Гевара. — Оказывай ему внимание, но только днем: он не любит заниматься ничем по вечерам после ужина. Разве что пусть ему обеспечат любвеобильных девочек — кажется, он здорово зациклен на вопросе секса.

— Что касается целей его визита, — добавил Че, — то на первом месте — прогуляться по новой для него стране; во-вторых, получить политическую поддержку (он знает, что торговля ничего не дает между такими странами, как наши, производящими одни и те же товары). Нельзя забывать, что Сукарно четвертый человек в блоке неприсоединившихся после Неру, Тито и Насера и, конечно, он не возражал бы быть первым[166].

Гевара ценил такое отношение Фиделя к своему мнению. Он всегда старался действовать на международной арене так, чтобы это не сказалось отрицательно на авторитете кубинского лидера. Особенно когда речь шла о таких деликатных проблемах, как отношения Кубы с СССР и другими социалистическими государствами, с международным комдвижением. И не боялся скорректировать свою позицию в более целесообразном для кубинских интересов направлении. Например, по поводу Заявления совещания представителей 81 компартии (ноябрь 1960, г. Москва), хотя в нем содержались слова о «защите Кубинской революции», Гевара сказал журналистам: «Мы не имеем никакого отношения к этому Заявлению, но всем сердцем его поддерживаем». (Прим. авт.: По имеющимся сведениям, Че, получив за это неудачное высказывание небольшой нагоняй от Кастро, обещал ему «все поправить».) Вскоре Гевара выступил с заявлением, в котором указывалось на неточность перевода его слов и подчеркивалось, что в своем интервью он имел в виду только то место в Заявлении, которое касалось Кубинской революции»[167].

С большой уверенностью можно говорить, что на протяжении десятилетней дружбы и совместной деятельности с Геварой Фидель всегда доверял аргентинскому соратнику. Это проявилось и в приглашении Эрнесто войти в состав экспедиционеров «Гранмы», и в назначении командиром одной из четырех колонн, и в такой неофициальной нагрузке, как идейно-воспитательная работа среди повстанцев (Прим. авт.: У меня, например, сложилось глубокое убеждение, что при всем огромном авторитете Ф. Кастро в партизанской среде не было бы столь высокого морального духа, если бы не Че и его личный пример.) А при назначении Гевары на пост президента Национального банка Фидель прямо говорит ему: «Я тебе доверяю ключевую должность в кубинской экономике, потому что неограниченно верю тебе, Че...»[168].

Поэтому можно понять, насколько было непросто для лидера Кубинской революции согласиться на отъезд столь нужного и близкого ему человека. Не раз они возвращались к этому вопросу. И все же Гевара доказал другу целесообразность своего отъезда и просил оказать ему помощь оружием и людьми. Кастро только предложил этого не делать сразу и окончательно, дабы «кубинцы свыклись постепенно с отсутствием среди них Че». В этих целях Гевара поселился на время инкогнито на одной из кубинских ферм (помните его письмо матери о рубке сахарного тростника?).

«Терзаемый» журналистами, Фидель отвечает:

«Единственно, что могу сказать вам о команданте Геваре, что он всегда будет находиться там, где наиболее нужен Революции. Думаю, что его поездка по Африке была очень полезной... Побывал он и в Китае... Он многогранен. Человек чрезвычайных способностей...»[169] .

Когда-то, на заре их дружбы в Мехико, сидя в застенках мексиканской полиции, Эрнесто Гевара написал стихи «Песнь Фиделю»:

Пойдем
Встречать зарю на острове твоем,
Похожем на земного каймана...
Рванемся в бой неведомым путем...
Мы победим во что бы то ни стало.
Гавана слышит клич твой боевой.
Дай мне винтовку
И укрытье в скалах
И больше ничего.
А если нас постигнет неудача,
Мы встретим поражение не плача,
Платком кубинским бережно накроем
Останки воевавших, как герои,
За честь Америки — она светлей всего...
И больше ничего...[170]

Спустя десять лет Гевара снова обращается к Фиделю на бумаге. Он пишет ему прощальное письмо, которое разрешает обнародовать, когда тот сочтет это своевременным. Фидель зачитывает его 3 октября 1965 года на заседании ЦК компартии:

«Фидель!

В этот час я вспоминаю о многом, о том, как я познакомился с тобой в доме Марии- Антонии, как ты мне предложил поехать, о всей напряженной подготовке.

Однажды нас спрашивали, кому нужно сообщить в случае нашей смерти, и тогда нас поразила действительно реальная возможность такого исхода. Потом мы узнали, что это на самом деле так, что в революции (если она настоящая революция) или побеждают, или погибают. Многие остались там, на этом пути к победе.

Сейчас все это имеет менее драматическую окраску, потому что мы более зрелы, но все же это повторяется. Я чувствую, что я частично выполнил долг, который связывал меня с кубинской революцией на ее территории, и я прощаюсь с тобой, с товарищами, с твоим народом, который уже стал моим.

Я официально отказываюсь от своего поста в руководстве партии, от своего поста министра, от звания майора, от моего кубинского гражданства. Официально меня ничто больше не связывает с Кубой, кроме лишь связей другого рода, от которых нельзя отказаться так, как я отказываюсь от своих постов.

Обозревая свою прошлую жизнь, я считаю, что я работал достаточно честно и преданно, стараясь укрепить победу революции. Моя единственная серьезная ошибка — это то, что я не верил в тебя еще больше с самого первого момента в Сьерра-Маэстре, что я недостаточно быстро оценил твои качества вождя и революционера. Я прожил замечательные дни, и, будучи рядом с тобой, я ощущал гордость от того, что я принадлежал к нашему народу в самые яркие и трудные дни карибского кризиса.

Редко когда твой талант государственного деятеля блистал так ярко, как в эти дни, и я горжусь также тем, что я последовал за тобой без колебаний, что я мыслил так же, как ты, так же видел и так же оценивал опасности и принципы.

Сейчас требуется моя скромная помощь в других странах земного шара. Я могу сделать то,