Че Гевара. Последний романтик революции

в чем тебе отказано, потому что ты несешь ответственность перед Кубой, и поэтому настал час расставанья.

Знай, что при этом я испытываю одновременно радость и горе, я оставляю здесь самые светлые свои надежды созидателя и самых дорогих мне людей... Я оставляю здесь народ, который принял меня, как сына, и это причиняет боль моей душе. Я унесу с собой на новые поля сражений веру, которую ты в меня вдохнул, революционный дух моего народа, сознание, что я выполняю самый священный свой долг — бороться против империализма везде, где он существует; это укрепляет мою решимость и сторицей излечивает всякую боль.

Я еще раз говорю, что снимаю с Кубы всякую ответственность, за исключением ответственности, связанной с ее примером. И если мой последний час застанет меня под другим небом, моя последняя мысль будет об этом народе и в особенности о тебе. Я благодарю тебя за твои уроки и твой пример, и я постараюсь остаться верным им до конца. Я всегда отождествлял себя с внешней политикой нашей революции и отождествляю до сих пор. Где бы я ни находился, я буду чувствовать свою ответственность как кубинский революционер и буду действовать как таковой. Я не оставляю своим детям и своей жене никакого имущества, и это не печалит меня. Я рад, что это так. Я ничего не прошу для них, потому что государство даст им достаточно для того, чтобы они могли жить и получить образование.

Я мог бы сказать еще многое тебе и нашему народу, но я чувствую, что это не нужно; словами не выразить всего того, что я хотел бы, и не стоит зря переводить бумагу.

Пусть всегда будет победа! Родина или смерть! Тебя обнимает со всем революционным пылом Че».

Эти слова Эрнесто Гевары, на наш взгляд, наилучшим образом опровергают тех, кто до сего времени пытается «откопать» в минувшем времени что-либо «сенсационно-жареное» о легендарном аргентинце, о его отношениях с Фиделем Кастро.

О том, что это — непродуктивные усилия, свидетельствует хотя бы признание одного из таких «копателей» — Альфредо Родригеса из боливийской газеты «Пресенсиа». Повторив одну из спекуляций по поводу причин отъезда Гевары с Кубы, он был вынужден признать: «Судя по всему, в том числе по заявлениям Кастро после отъезда Че, нет причин считать, что последний попал в неблагодарную немилость»[171].

Глава 5 МЕЧТЫ, ПРИНЦИПЫ, ИДЕИ

Читатель, видимо, помнит, что эту книгу предваряют слова Че Гевары о его пристрастии к мечтаниям. Да, он был Великий мечтатель, и мечты его были грандиозны. По крайней мере, так кажется нам, простым смертным.

О чем же мечтал наш герой, какие принципы отстаивал, — об этом пойдет речь в данной главе.

Кому приходилось общаться с Геварой, знали, по крайней мере, о его главной мечте — покончить на нашей планете с обездоленностью и угнетением простых людей. Об этом свидетельствует его приятельница Мирна Торрес.

Во время беседы с Че в Гаване в 1963 году она рассказала ему о своей сестре, которая никак не могла сделать выбор в университете между археологией и медициной. «Мой случай, — отреагировал Гевара. Потом мечтательно задумался и добавил: Но все же самое важное — это освобождение народов... Революция»[172].

Когда речь заходила о Революции с большой буквы, подлинной, бескорыстной, ничего общего не имеющей с государственными переворотами, с вульгарным захватом власти, призванной изменить не только условия жизни, но и самого человека, Мечтатель преображался, голос его становился звонким, глаза излучали какой-то неповторимый свет. Именно таким мне запомнился команданте во время беседы с вузовскими преподавателями из СССР.

Один из них, по-видимому, желая подтвердить слова Гевары (я далек от того, чтобы думать о других мотивах) о подлинной революции, вставил: «Как наша Октябрьская...» Че посмотрел на него, в глазах появилась его типичная лукавинка. «В основе своей — да...» Потом помолчал и совсем серьезно добавил: «Не подталкивайте меня к неделикатной критике друзей!»

Параллельно с указанными выше взглядами на революционную трансформацию общества Гевара обращал внимание на деятельную сторону, что нашло выражение в его лозунге — «делать революцию». И меньше всего правды было в утверждениях тех, кто увидел в этих словах призыв к ничем необоснованной, надуманной активности или тем более к навязыванию другим «экспорта» революции. При этом он призывал не смешивать данный вопрос с правом Кубы на сотрудничество и поддержку революционных сил континента.

Будучи весьма начитанным и подготовленным политологом (хотя и на основе самообразования), он был далек от игнорирования объективных и субъективных условий революционного процесса. (Прим. авт.: Мне доводилось не раз беседовать по этим вопросам с геваровскими оппонентами, в том числе и из числа латиноамериканских коммунистов [173], которые критиковали его за подобное игнорирование, которое якобы было ему присуще. При этом они ссылались на тезис Че о «партизанском очаге», призванном разжечь пожар освободительной борьбы.) Сам же Гевара рассуждал о таком своеобразном «стартере» не вообще, а в условиях наиболее отсталых стран «третьего мира». Более того, он и не думал абсолютизировать идею о «партизанском очаге». В книге «Партизанская война» он писал, что «одного импульса партизанского очага недостаточно для создания всех необходимых условий для революции... Нужно еще наличие определенных экономических, социальных, политических и идеологических предпосылок, определяемых путем комплексного анализа конкретной ситуации»[174].

Вновь он возвращается к этому вопросу в статье «Куба: исключительный случай или авангард в борьбе с колониализмом?». В ней он опять выступает против абсолютизации партизанского (вооруженного) пути, равно как и упертого зацикливания на реформах и выборах[175] .

Уже несколько лет спустя министр Гевара дал в Женеве интервью французскому журналисту Пьеру Симонович. Тот среди прочих вопросов поинтересовался:

— Может ли социалистическая революция в Латинской Америке победить, развиваясь парламентским путем?

— В принципе нет, — ответил Гевара, — разве что в одной или двух странах. Генеральная линия на континенте — это вооруженный путь: его навязывают империалисты и их марионетки»[176].

Гевара хорошо видел явное перерождение многих лидеров левых партий в Латинской Америке, пытающихся оправдать (в течение долгих десятилетий!) свое приспособленчество и леность.

И кажется поэтому вполне закономерной та серьезная критика в адрес латиноамериканских левых, которая прозвучала с трибуны так называемой Триконтинентальной конференции (Гавана, 1966 г.). Она проходила в отсутствие Че, но была созвучна его идеям. В подтверждение тому на сцене висел огромный портрет Гевары и транспарант с его словами: «Долг каждого революционера — делать Революцию».

Тем более неприязненным было отношение кубинцев к разного рода отступникам. Бывший коммунист из Боливии Оскар Самора тоже пожаловал на конференцию. Он полагал, видимо, что в Гаване не знают о его предательском поведении (пообещал, а потом выступил против участия боливийцев в отряде Че). Самора был страшно удивлен, когда его изолировали в отеле, не пустив на конференцию, а затем выслали с Кубы. А в выступлении Фиделя Кастро, как будто адресованном таким, как Самора, прозвучали слова:

«Повсюду на континенте имеются те, которые, ссылаясь на марксизм-ленинизм, соглашаются с подчинением драконовским порядкам, навязанным империализмом»[177] . И как бы перекликаясь с ним, его соратник Че писал: «Маркс-революционер (а не ученый, порою оказывавшийся со своими трудами и предсказаниями вне исторических реалий)