благодарность!
— Служу России!
— Встать в строй.
Лузга гордо тряхнул гребнем и занял место на левом фланге возле Филиппа.
— Инициатива наказуема. Хоронить девку будешь сам.
Сопроводив оценку морального состояния подразделения добрым напутствием, Щавель закончил развод и отправился улаживать вопрос с похоронами в городскую администрацию.
Городничий принял командира новгородского отряда с подобострастием, и было отчего: Озёрный Край напал на владения светлейшего князя. Немногочисленное, но хорошо вооружённое войско, усиленное полусотней «медвежат», заняло Вышний Волочёк. Подвезли во вьюках пулемёты, установили на ключевых перекрёстках и устроили в городе резню. С водяного директора живьём содрали кожу и распяли на воротах покойного ростовщика. По церковным книгам выявили должников, вернувших на раздаче имущество, и сожгли в амбаре.
Население сейчас грабят, Волочёк горит, стража перебита или разбежалась. Весть об этом в Лихославль принесли беженцы.
— Беженцев сели в одном месте, — распорядился Щавель. — Сколько у тебя городовых?
Стражи набралась неполная дюжина, да и от тех толку оказалось шиш. Драку в кабаке разнять да вора в базарный день покрутить, на это были горазды, но для уличных боёв в строю, тем более с огнестрелом, не годились. Многие калаш-то в руках держали только на присяге.
Вызванный на совещание начальник стражи доложил, что оружия огнестрельного в наличии имеется четыре единицы — револьвер системы «Удар», допиндецовый, с патронами, «калаш» присяжный, рассверленный, без патронов, и два фитильных ружья, изъятых в прошлом годе у доходивших на больничке купцов с расстрелянного каравана. В настоящий момент личный состав навешивает в участке бронированные ставни и готовится держать оборону.
— Согласно плану «Крепость», — закончил он.
— К беженцам охрану приставь, чтобы не разбежались. Я их потом допрошу, — Щавель поднялся. — Занимайтесь по плану «Крепость». Если будете сидеть в участке и в бой не ввязываться, селигерские вас не тронут. Им мы нужны. Это если вообще до Лихославля доберутся, — утешил Щавель сбледнувшего с лица городничего и как бы невзначай добавил: — Отправь холопов могилу на кладбище вырыть. Московская рабыня нынче ночью преставилась, надо похоронить.
— Ох, горюшко, — покорно вздохнул городничий. — Что ж они всё дохнут-то? Как понадобится копыта отбросить, так у нас, словно тут мёдом намазано.
— Из-за Бандуриной, ты сам знаешь, из-за чего, — сказал Щавель.
— Так ведь убежала она, а народ всё дохнет.
— Значит, судьба у города такой. Лихославль вроде тихий городок, а на самом деле лихой.
— Славен своим лихом, потому так и прозывается, — признал городничий. — Сделаем всё, как скажешь, боярин. Только бы ты войско своё увёл куда-нибудь, а? Христом Богом прошу. Жили тихо, а как вы появились, сразу забурлило всё, и новое кладбище открывать пришлось.
— Уйдём, только одного раненого вам на лечение оставим, — заверил Щавель. — Смотри, селигерским не сдай. Князь за своего дружинника с тебя голову снимет.
На обратном пути командир завернул в больницу и застал там пришедших на перевязку ратников, которых лихославльский лепила пользовал совместно с Альбертом Калужским. «Куда им воевать, — стиснул зубы Щавель. — Надо отступать, избегая столкновений, и отсиживаться до прихода подкрепления». Он заглянул в палату, где под опиатным дурманом пребывал боец с отрубленной рукой, и, возвратившись на постоялый двор, созвал Лузгу, Сверчка и Карпа в свой нумер.
— Литвину сюда неделю ехать, — рассудил Сверчок, выслушав новости. — Если он вчера из Новгорода выступил, дня через четыре будет в Вышнем Волочке, к тому времени селигерские оттуда уйдут. Сил у них мало, не будут они дожидаться возмездия. Вернутся на Селигер, а Недрищев с князем замириться попробует.
— На нас ведь напали, — возразил Лузга. — Приехали освобождать Даздраперму Бандурину, а тут мы нарисовались. Могут опять наехать. Казачий стос — визитная карточка «медвежат».
— Это «медвежата», они безбашенные. Хотели спящих перерезать, но всё сложилось иначе. Благодаря тонкому слуху командира Щавеля, — добавил Сверчок. — На полноценную войну у Озёрного Края сил и средств не хватит. Пулемёты на Селигере есть в количестве четырёх штук. Может, у них и «калаши» водятся, но патронов извечный дефицит. «Медвежата» с одним кремнёвым ружьём на десятку воюют, а ведь это золотая сотня Недрищева. К тому же половину мы вывели из строя. Осталась боеспособная полусотня и сотни две отмобилизованного войска, которое представляет собой рыбаков с копьями и луками.
— Светлейший князь раздавит Озёрный Край даже без помощи огнестрела, — подвёл итог Щавель. — Заодно воевода Хват проверит боевую слаженность подразделений своего сборного войска.
— Отомстил за брата Медвепут Одноросович, — прогудел Карп. — Считай, снабдил Великий Новгород бесплатной рабочей силой.
— Было бы что с него взять, — пожал плечами Сверчок. — Один город всего и есть, Осташков, да и тот чуть больше Волочка, остальное — глухие деревни. Удивительно, как эта сикарашка сумела так больно цапнуть наше княжество: ростовщик, на водный узел покусились, знали секрет укрывища…
— Это всё прокладки Орды, — уронил Щавель. — В Озёрном Крае ведётся вдумчивая работа басурман, да она и на княжество выплеснулась. У ростовщика на столе стоял подарок от хана Беркема. Не удивлюсь, если в арсенале Осташкова найдутся калаши с полумесяцем и патроны. Ружья у них какие были, Лузга?
— Белорецкие, не далее как прошлого года выпуска, а может, и нынешнего, — подтвердил оружейный мастер. — Пистоль, вот, старый, а ружья с нуля, муха не сидела.
— «Медвежат» дожидаться не будем, — постановил Щавель. — Селигерские сейчас Волочёк грабят. Сюда они могут прийти, могут и не прийти, но испытывать судьбу не будем. Лузга, возьми всю нашу отрядную нечисть, которая давеча в конюшню сползлась, и похороните девку по-человечески. Я договорился, могилу уже копают. Два часа вам на всё про всё. Карп, Сверчок, собираемся и готовимся выдвигаться на тракт. Я пойду побеседую с беженцами. Надо узнать, с чем пожаловало на рать селигерское воинство.
Глава восемнадцатая,
Калашей, как и предполагал Сверчок, не было. Во всяком случае, беженцы, которых опросил Щавель, единогласно твердили о больших страшных ружьях на железных ногах, лупящих очередями, а вот ружей поменьше никто из обывателей не приметил. Селигерские захватчики орудовали копьями и топорами, да били короткими стрелами из луков с прикладом.
Чтобы не испытывать судьбу, Щавель увёл отряд на пятнадцать вёрст от Лихославля, свернул с тракта, переправился по наплавному мосту через Каву и занял Первитино. На берегу выставили фишку с наказом рубить канаты, если на дороге покажется войско.
На постой разместились, лишний раз проверив принцип, что доброе слово и немножко денег вместе работают лучше, чем просто деньги. Щавель выбрал себе избу по чину — сельского старосты Винта, которую разделил с Лузгой, Альбертом и парнями. Карп же расположился на дворе зажиточного мироеда Хмурого, Сверчок со своими четырьмя дружинниками — в большой избе мельника Паука, а две тройки Скворца остановились у кулака Герасима.
Вечеряли, выставив на дворе охрану. Места от Первитина до Гориц слыли разбойничьими, их старались проходить большим караваном. С работорговцев, идущих за добычей на восток, нечего было взять, кроме цепей и вреда для здоровья, однако дружинники держались настороже, опасаясь мести.
