уединение? Зачем вторглись в наше убежище?
Женщины брели, спотыкаясь и держась за руки. Каждая боялась остаться одна. На них еще были театральные костюмы, словно они ждали, что вот-вот их снова пригласят на сцену. На вокзале у них исчез лихорадочный озноб вчерашней премьеры, им не хватало голоса Каллас, который начал им нравиться.
– Где же вы провели эту растреклятую ночь? – Мотаясь на фазенду и обратно, Полидоро не видел ни огонька в окнах их заведения.
– Мы из «Ириса» бежали прямо сюда, – сообщила Себастьяна, которая только что проснулась и терла глаза.
Пальмира загрустила: Полидоро напомнил ей об Эрнесто, который теперь попал в объятия Вивины. Их быстротечная любовь не продержалась и неделю.
– Хуже всего, что мы голодны, – задумчиво сказала она, разглядывая пять голубков и огарки свечей на картонном подносе, оставшемся здесь от праздничного торта в честь дня рождения Каэтаны.
– Ах, если бы остался хоть кусочек того торта! И желудок Пальмиры словно огнем обожгло.
– Как жаль, что муравьи сожрали целый этаж, который мы забыли забрать домой, так торопились увидеть Каэтану, – пожаловалась Себастьяна, поглядывая на входную дверь. Она чутьем угадывала, что Виржилио, вечно оспаривавший у Эрнесто дружбу с Полидоро, придет на вокзал.
– Будь они настоящие мужчины, всякое могло бы случиться. А эти двое похожи скорей на жену Полидоро! – пожаловалась она.
Сон смеживал веки Полидоро. Он сел и откинулся на спинку скамьи. Рядом, понурив голову в отчаянии, сидела Джоконда. В этом самом здании, еще до того как паровоз дал свисток на повороте, она начала мечтать о Каэтане, которая, как она надеялась, одарит ее мечтами и надеждой.
– Подвиньтесь-ка, – сказала Диана, отодвигая Полидоро на скамье, ей тоже хотелось ощутить тепло упавших духом друзей по несчастью.
Теперь Полидоро оказался зажатым между двумя женщинами, и это его в какой-то мере утешало: он сможет вдохнуть хотя бы их запахи. Вспомнилась Додо: ее тело он совершенно позабыл. Эта мысль поразила его, несмотря на отупение от усталости. Впервые за много лет Полидоро признал, что женская природа у Додо такая же, как у Каэтаны, все на тех же местах, из которых мужчина извлекает удовольствие.
– Если бы Виржилио догадался, что мы здесь! – На душе Полидоро кошки скребли.
– Только от него мы и узнали бы, что же произошло в «Ирисе», – подхватила Себастьяна, верившая всему, что говорил учитель. Он не раз выказывал перед ней врожденную любовь к правде, хотя почти всегда дальнейшие события опровергали его предположения.
– Разве тебя там не было и ты сама не видела? – осудила Диана ее смирение, ее неспособность научиться как следует читать. С каким самозабвением Себастьяна обнимала мужчин, свято веря, что только они обеспечат ей хлеб насущный!
– Я смотрела на публику. Откуда мне знать, что там произошло за кулисами?
И Себастьяна гордо улыбнулась, ведь она правильно употребила слово, обозначавшее проходы и тесные закутки за сценой, через которые артисты проходили, перед тем как выйти на сцену, зачастую в томительном экстазе, который лишал их уверенности в себе.
– Как я страдала на сцене, когда приходилось открывать рот, а пела за меня какая-то покойница!
Себастьяна нервно обошла скамью. Ее грусть, увеличивавшаяся по мере того, как она говорила, доходила до Джоконды, Дианы и Полидоро лишь наполовину. Только Пальмира, стоявшая поодаль, могла наблюдать за ней.
– Кто тебе сказал, что за нас пели мертвецы? Вот поэтому, наряду с прочим, я предпочитаю видеть среди нас доктора Всезнайку, а не слушать, что ты несешь, – безжалостно унизила подругу Диана.
Себастьяна решительно вернулась к скамье и вызывающе ответила Диане:
– Я ступила на сцену и останусь актрисой до самой смерти. Пусть спектакль и не был доигран до конца. Я горжусь этим ремеслом!
– Прощай, искусство! Теперь мы всего-навсего проститутки, – горько заметила Диана, тем самым показывая коготки.
С каждой минутой Полидоро и Джоконда все больше ощущали усталость после бессонной ночи. Их головы медленно склонялись одна к другой. Взаимная поддержка создавала подкрепляемое сонливостью впечатление, будто они сидят на диване каждый у себя дома. Сладкая мечта о собственном домашнем очаге со всеми его удобствами казалась не такой уж несбыточной.
Пальмира разбудила Джоконду, голова Полидоро дернулась, потеряв опору.
– Они еще перегрызутся, Джоконда.
– Оставь меня в покое. Мало тебе того, что случилось? – Джоконда очнулась от летаргии с горьким привкусом во рту.
Пальмира подобрала сахарных голубков и огарки свечей, спрятала в сумочку. После того как она покинула «Ирис», ей претило всякое расточительство.
– Я хочу знать правду, – сказала она, роясь в мусоре.
– Правду? Правду о том, что мы провалились? – Джоконда привстала. Полидоро вовсе упал на нее. – Проснитесь, Полидоро! – Джоконда приходила в себя.
Вытолкнутый из теплого гнезда, Полидоро испугался. В смутное для него время жизнь всегда возвращалась к нему через женское тепло, горячий источник, в который он окунался в своих снах. Не зная, какие шаги предпринять, осматривался, пытался восстановить ускользнувшие от него подробности. Вот и теперь надо было в ближайшем будущем прояснить некоторые вещи, пока что казавшиеся ему темными.
