на грудь проститутки? – Диана развивала мысль осторожно, пользуясь предательским оружием.
Джоконда отражала ее выпады спокойно, хотела завоевать симпатию.
– Величие бывает разное, милая моя Диана. Что ты скажешь о гордости и чувстве собственного достоинства?
Массируя шею снизу вверх, Джоконда убеждала себя в том, что надо преподать Трем Грациям впечатляющий, незабываемый урок.
Она выдержала паузу – ей казалось, что ее ждет успех; в наступившей тишине убедилась, в какое плачевное состояние пришла обстановка гостиной за столько лет. Однако все промолчали: ее питомицы, как видно, жили в мире, в котором преобладали ценности, выражаемые в золоте или в насилии, – так считали все жители Триндаде. Чтобы утешить себя, после того как Три Грации проявили такое равнодушие, Джоконда быстро подвела итог своим достижениям: пользуясь благоприобретенными практическими принципами, она стала хозяйкой Станции, меж тем как эти унылые и беззубые женщины служили у нее без гарантии возобновления контракта в последующие годы. Возраст вскоре лишит их работы.
Чувствительность Себастьяны, возникшая из-за часто сменявших одна другую болезней в детстве, позволила ей заметить натянутость в отношениях между Джокондой и Дианой. Обе в пылу борьбы задевали друг друга за живое, защищая человеческое естество от поругания в бесконечно унылые ночи заштатного городка. Джоконда побаивалась неблагоприятного исхода как раз теперь, когда забрезжила надежда пройти по городу, одевшись как настоящие дамы.
– В эту субботу мы получим вольную. Нас защитит принцесса Изабель, освободительница рабов.
В последние месяцы Себастьяна не раз доказывала, что усвоила уроки, преподанные Виржилио в постели и восполнившие недостаток иного ученья, так как в школе она не отличалась ни сметливостью, ни прилежанием.
К ее удивлению, слова эти подействовали на Диану. Та не признавала никакого освобождения, не сопровождаемого материальными средствами, считала, что от подобной свободы мало проку. Для нее золото, рубины и изумруды стали единственными символами права ходить по земле.
Джоконда в иные минуты признавала, что Диана лучше приспособлена к тому, чтобы стоять лицом к лицу с реальностью, однако на всякий случай решила воздержаться от лишнего оптимизма.
– Не надо драматизировать, Себастьяна! Не хочу, чтобы меня когда-нибудь обвинили в том, что я не управлялась с вашими мечтами или не давала воли вашим фантазиям. Такую ответственность я на себя не возьму.
Слова ее задели Диану. Чувствуя себя лишенной места в сердце Джоконды, она уперла руки в боки и, бросая гневные взгляды на своих товарок, заявила:
– Можете бросить меня одну в пустыне. Я не боюсь умереть от жажды.
Диана оставалась в этом доме активным членом содружества, именуемого Тремя Грациями, пока получала звонкую монету. Особой любви ни к одной из них она не испытывала.
Впрочем, у нее были основания жаловаться. С раннего утра, когда Джоконда вернулась из гостиницы «Палас», она вела себя так, будто Каэтана находилась в номере люкс на шестом этаже на ее попечении и она этой привилегией ни с кем делиться не собирается.
Утром она дала питомицам каких-нибудь пятнадцать минут на то, чтобы одеться, обещая оставить дома ту, которая замешкается. Хотя они много лет прожили под одной крышей, никакой нежности к ним хозяйка дома не проявляла.
– Сегодня мы посидим на плетеных стульях в баре «Паласа». Никто не запретит нам заходить в эту чертову гостиницу, – со злостью сказала Джоконда.
Диана стала возражать, держа, однако, сторону Джоконды.
– В этом самом баре нам грозит опасность. Нас в конце концов побьют камнями, как Святого Стефана.
Другие две не встали на защиту Джоконды. Их молчание губило ее мечту подняться по общественной лестнице на ступеньку выше. Уж лучше отказаться от роли опекунши этих трех неблагодарных, и она пригрозила покинуть их.
Пальмира настаивала, чтобы Джоконда осталась, показала Диане содержание сумочки, куда она уже положила губной карандаш, пудру, губку и гребень. Пальмира чувствовала себя счастливой: впервые за столько лет она не думала о бедности, ей уже ни к чему был звон монет, верный показатель благополучия. Ее не пугала францисканская бедность, грозившая в недалеком будущем: предстоявшая вылазка вдруг избавила ее от забот мнимой богачки.
Ее горячность тронула Джоконду, которой давно не хватало чьей-либо привязанности, хотя она стойко переносила одиночество, создаваемое ее собственным энергичным характером.
Пальмира, видя, что слова ее по душе Джоконде, уверенно продолжала:
– Эта прогулка по городу дорого нам обойдется. Мы станем еще беднее. Зато мои сбережения пополнятся славным подвигом, – сказала она и разулыбалась – того и гляди, пустится в пляс, увлекая за собой и Себастьяну. С радостью Пальмира представила себе, как мужчины будут вставать, чтобы поприветствовать их в баре гостиницы «Палас».
Себастьяна поняла, что Пальмира в своем радостном порыве приберегала все торжество этой субботы для себя одной. Боясь отстать, Себастьяна вмешалась в спор, подставив лицо послеобеденному солнцу и на время забыв о приобретенном в Рио-де-Жанейро зонтике с несколькими поломанными прутьями.
– Уж лучше пусть нас побьют камнями, как святого, чем терпеть вечное надругательство. Я не выношу мужиков, когда они потеют и пускают сопли на мне, – заявила она и стала рядом с Джокондой, показывая всем свою покорность.
Такая поддержка ободрила Джоконду, хотя она знала, что Диана в потайном ящичке своего сердца затаила яд. Джоконда посмотрела на часы. Те отстукивали время, нимало не заботясь о том, что приближают для всех четверых срок наступления старости. Раз и навсегда решила, что не будет жертвовать собой, потакая прихотям этих проституток, даже если они в грядущие годы объединятся против нее. Она посвятила им жизнь, а они помогали ей сохранить букет ее молодых чувств, за это она разрешала каждой строить свои планы. Однако эти хищные гарпии начали требовать от нее осуществления своих мечтаний,
