Руки ее держали Джоконду, как клещи, приглушая волнение от встречи. Зато занявшее добрую минуту объятие, во время которого тепло тел подогревало мечты, позволило обеим женщинам восстановить прошлое, почти лишенное отметин и точных дат. Мир былого, явно стершийся из их памяти, копошился во взбаламученном зловонном болоте и напоминал о безжалостных годах. И все же, лишь преодолев это царство тени и сомнительных запахов, они смогут увидеть, как в мутном зеркале, вернувшие им жизнь сцены былого величия.
Почувствовав, что Джоконда выдерживает жар этого объятия, Каэтана отпустила ее. Тепло человеческого тела теперь изматывало актрису, она уже не тосковала по колдовским чарам телесной близости.
Джоконда обиделась.
– Имя, которым ты меня нарекла, ничем мне не помогло. Какой была проституткой, такой и осталась, с той только разницей, что стала хозяйкой веселого дома и спать ложусь, когда захочу.
Каэтана не ошиблась: Джоконда пришла не только вонзать ей шипы в сердце и вызывать странное чувство, она постучалась в ее дверь в предутренний час, чтобы Каэтана возродила в ней мечты о славе, надеясь услышать, что провал планов Каэтаны, каким бы жестоким он ни был, не рассеял некоторых иллюзий. Именно за этими иллюзиями Джоконда и пришла.
– Ты все еще не простила мне надежд, которые я пробудила в твоем сердце. – Каэтана высокомерно намекала, что никогда не осталась бы рядом с Джокондой – такой жертвы она не принесла бы никому. Под песенку, которую неумолчно мурлыкал не отходивший от хозяйки Рише, Каэтана печально добавила: – Неблагодарная ты. Забыла, что я готова была помочь тебе стать артисткой?
Говоря практически для себя самой, Каэтана согласилась, что искусство, если верить дядюшке Веспасиано, дает человеку страстную мечту, но за это пожирает его со всеми потрохами. Мечту артиста порождают лишь колдовство и злой умысел.
– Я нарекла тебя Джокондой, чтобы под сенью этого имени ты создавала себе другие имена, чтобы ты могла верить в ложь, которая формирует наши горемычные судьбы.
Джоконда, раскаявшись в том, что пренебрегла прошлым, противостоявшим унылому правдоподобию будней, попросила прибежища в объятиях Каэтаны. Округлости тела актрисы казались крепкими, грудь мерно вздымалась.
– Прости меня, Каэтана. Может, есть у меня еще время снова вернуться к мечтам?
Джоконда готова была расплакаться, но тут Каэтана погладила ее по волосам, от которых пахло кокосовым мылом.
– Остается одна-единственная возможность. Каэтана старалась унять дрожь прижавшегося к ней тела.
– Мы все потерпели крушение, и нам суждено было встретиться в Триндаде. Некоторые из нас живут здесь, другие приезжают поездом или автобусом, все одновременно. Нами движет желание отомстить судьбе.
Дыхание Джоконды поначалу отдавало горьким лимоном, а теперь источало желчь. Она зажала кровоточащее сердце в кулаке – слишком далеко звала ее Каэтана. Актриса хотела спать на чистых простынях, забыть о муках любви, терзающих всех смертных.
Уже давно жизнь Каэтаны была лишена сильных ощущений. Последний любовник, когда они были в Белене, оставил на ее коже запах гнилых фруктов. Чувства ее остыли, не хватало инстинктивного желания принять близость с мужчиной без оглядки. Она с тревогой ощущала чужую страсть, чужое желание овладеть ее телом как признак алчности и скаредности. Не могла уже, как прежде, умастить свое тело елеем юности, ибо амфора с елеем погибла в незабываемом крушении и юность ее расплескалась по пляжам бразильского побережья.
Каэтана налила себе коньяку, присланного Франсиско, которого она и не подумала поблагодарить: после смерти дядюшки Веспасиано она была одна на свете и ни к чему ей было утруждать себя безликими и лживыми любезностями. Давно уже подобные вещи потеряли для нее всякий смысл.
Коньяк выпила залпом, как русскую водку.
– У нас мало времени. Скоро рассветет. С завтрашнего дня потерпевшие крушение превратятся в артистов. Хочешь присоединиться к нам?
Джоконде было горько выворачивать душу наизнанку у стойки бара. Она была хозяйкой пансиона, вернее, публичного дома, и ей претила психология мужчин и Трех Граций, которым суждено вместе стариться. Будущее преподнесет им лишь блюдце с выпавшими у всех троих зубами.
Она смотрела на Каэтану, которая ходила по гостиной и была не в состоянии выслушивать до конца длинные фразы – это ее постоянная черта. Обычно актриса грубыми жестами требовала краткости выражения мысли: весь мир вполне мог бы уместиться в одной-единственной фразе, люди не понимали, что такое синтез.
Однако, когда ее обвиняли в непоследовательности, ибо сама она произносила со сцены пространные монологи многословных драматургов, она горячо вставала на защиту мелодраматических сцен.
– Каждому автору нужно по крайней мере пять фраз, чтобы сохранить верность жизни. Эти нараспев произнесенные фразы спасают персонаж; без них он не что иное, как карикатура на живого человека.
Три маленьких родимых пятнышка у подбородка Каэтаны добавляли живости ее лицу. Джоконда снова приблизилась к актрисе, привлеченная таинственностью ее замысла.
– Допустим, я провалюсь. Что тогда?
Каэтана устало опустилась в кресло. Посмотрела на дремавшего в углу дивана Балиньо.
– Я приехала сюда, чтобы изменить свою жизнь. Это все, что я знаю.
Наводненный символами мир Каэтаны смутил Джоконду. На что куртизанке с практическим взглядом на жизнь вереница загадок? Когда она занималась делами, повседневность приобретала для нее драматическую сиюминутность, оттесняя мир мечты на второй план: она раскладывала еду по тарелкам в отделанной изразцами кухне, без труда избавляясь от случайных образов, которыми сыт не будешь. А Каэтана – та уходила в мир чудес, расцвечивая реальность всеми цветами радуги. Полная гамма полутонов
