Лежа на спине, она прислушивалась к шлепающим по доскам палубы шагам и к скрипу веревок и парусов. Но вдруг наступила непонятная тишина, по-своему грозная и громогласная, как раскаты грома. Не было слышно ни бодрой ругани, ни обрывков утренней песни, ни громыхания посуды из камбуза.
Араминта растолкала горничных, которые помогли ей скорей одеться. Выйдя на палубу, она обнаружила, что все матросы, словно восковые фигуры, молча и недвижимо застыли у канатов. Все смотрели на капитана Реллове. Он стоял в носовой части, прижав к глазу подзорную трубу, нацеленную по левому борту. Темный клубок штормовых облаков уже ушел вдаль, половину горизонта застилала тонкая серая завеса. Плавная кривая океана непрерывно кренилась в обе стороны.
Капитан опустил подзорную трубу.
— Мистер Уиллис, всем ставить паруса, норд-норд-вест. Все по местам! — добавил он, хотя штурман уже сложил рупором руки и приготовился отдавать команды.
В лихорадочном возбуждении задвигались руки, мимо Араминты побежали матросы. Сыпались проклятия, орудия разворачивались, жалобно скрипели колеса.
— Миледи, вам следует пойти в каюту, — без обычной неуклюжей улыбки сказал капитан Реллове, проходя мимо нее на квартердек;[10] он даже не приподнял шляпу.
— Ах, да в чем же дело? — взволнованно щебетала Лиэль, одна из горничных.
— Пираты, наверное, — ответила Араминта, вытаскивая из-под кровати неимоверно тяжелый сундук с приданым. — Так, к чему причитания?
Из-за дождевой завесы вскоре появился другой корабль, его было отчетливо видно из окна кормовой каюты Араминты. Незнакомое судно было значительно больше и тяжелее их корабля, с острым, агрессивно задранным носом, рассекавшим волны на узкие борозды. Никаких железных шипов на корпусе не наблюдалось; вместо этого корабль был выкрашен в мерзкий зеленый цвет с белыми отметинами, похожими на зубы.
Лиэль и Хелья стенали, вцепившись друг в дружку, а евнух Моллой сообщил Араминте:
— Они заберут вас только через мой труп.
— Едва ли для меня будет какая-то разница, коль меня заберут сразу после, — заявила практичная Араминта, не поднимая головы от сундука. — Сходи-ка к тем, наверху: нам всем нужно переодеться в бриджи и рубахи.
Дуэнья попыталась было протестовать, но Араминта не обратила на ее придушенные возгласы никакого внимания, а появление пистолетов и меча было встречено полнейшей тишиной.
Драгоценности и безделушки, тщательно завернутые в ткань, дабы не искушать посторонних, были спрятаны среди шелковых и льняных одеяний, и отыскать их было нелегко. Сам амулет — крохотную, едва заметную серебряную драхму на тоненькой цепочке — и вовсе сложно было бы найти, если бы Араминта предусмотрительно не спрятала его в дальний угол сундука. «Вовремя я занялась амулетом», — глядя, как пиратский корабль догоняет их, подумала девушка, радуясь тому, что скука сподвигла ее на эксперименты.
С капитанского мостика капитан Реллове тоже наблюдал за нагонявшим их судном. В подзорную трубу он видел худые и голодные физиономии ухмылявшихся пиратов. Реллове был хорошим капитаном торгового судна, но на сей раз расстояние между кормой его корабля и пиратским носом все сокращалось. Поставленные паруса заполнял ровный ветер, но этот же ветер почему-то быстрее гнал пиратское судно.
На корме красовалось выведенное желтым «Амфидрейк», судно было быстроходным, может, немного неопрятным и грязноватым. Зато сам корпус пиратского корабля был ровным и гладким, что с горечью отметил капитан Реллове, в уме подсчитывая, сколько узлов он терял благодаря установленным на собственном корабле железным шипам. С левиафаном встречался один корабль из тысячи, и подчас попавшихся в объятия морского чудовища спасали бортовые орудия. Но владельцы кораблей все-таки предпочитали шипы, и теперь, после пересечения Мелководного моря, наверняка за его кораблем волочился целый шлейф из ламинарий, не говоря уж о прочих морских водорослях и усоногих рачках.
(Само собой, шторм смыл все водоросли, но шипы пришлись как раз кстати в качестве козла отпущения, потому как иначе пришлось бы обвинить себя, ибо, возможно, было не слишком разумно идти вблизи обычных проторенных морских путей, пусть даже в самом конце сезона.)
В любом случае пираты нагонят «Рыбу-солнце» до наступления сумерек, следовательно, шанса ускользнуть не представится, и каждому на борту это было ясно. Реллове не желал слышать установившуюся на борту мертвую тишину, чувствовать буравящие спину взгляды. Он с удовольствием рявкнул бы, что нечего ждать от него чудес, но, естественно, ничего подобного он позволить себе не мог.
«Амфидрейк» стремительно настигал их. Пираты галдели, а их главарь подначивал свое воинство. Вдоль лееров выстроились топоры и пистолеты, ожидавшие своего часа.
— Мистер Гилпин, — обратился капитан Реллове к старшему помощнику, кивком подзывая его к себе. Тихо спросил: — Будьте добры, поинтересуйтесь у дам, не согласятся ли они переодеться в мужское платье в целях самозащиты?
— Они уже сами попросили мужскую одежду, сэр, — странным, придушенным голосом отвечал старпом, многозначительно кося глазами, и Реллове, повернувшись, оказался лицом к лицу с молодым человеком с длинными черными волосами леди Араминты, заплетенными в косицу.
Реллове посмотрел на молодого человека, затем отвел взгляд, потом вновь уставился на ее голову — его голову — и снова поглядел вниз, потом ненароком взглянул чуть ниже — и опять в сторону — он просто не знал, куда смотреть. Дело было не в одежде: рубаха была расстегнута слишком глубоко, да и нижняя челюсть изменилась, и талия тоже.
Конечно же, о таких преображениях ходили слухи, но обычно при других обстоятельствах, или же о них говорилось в грубых шутках. Реллове (если он, конечно, вообще задумывался о подобном) едва ли мог представить себе более карикатурное преображение; сам он в изучении колдовского искусства зашел не слишком далеко. В действительности же оказалось, что грань между леди и лордом была мучительно тонка. Преображенная Араминта была при мече и двух пистолетах, голос ее звучал чуть выше тенора, она сказала:
— Мне бы хотелось быть полезной, сэр, если позволите.
Само собой, он собирался отказать ей и удалить с палубы, если необходимо — силой; конечно же, он так и сделал бы, если бы в этот самый момент «Амфидрейк» не дал предупредительный выстрел, который, к счастью, снес лишь часть ограждения квартердека.
Начался беспорядок, и капитан уже мог думать лишь о том, как остановить панику. Троих чуть зацепило щепками, но даже капли пролитой крови было достаточно для того, чтобы людей затопила волна ужаса. Чрезмерные возлияния пунша привели к тому, что сейчас команды не действовали: многих матросов приходилось силком тащить по местам или подталкивать острием меча, так что Реллове вряд ли заметил, присоединилась ли Араминта к сражавшимся.
Девушка была совершенно счастлива и даже не думала, что они могут проиграть. Их корабль стоил очень дорого, орудия, на ее взгляд, содержались в превосходном состоянии: медь и эбеновое дерево начищены до блеска, свежая краска. Конечно, на палубе ей грозила опасность, но в пылу битвы она не придавала этому особого значения, к тому же отсиживаться в укромном месте ей никогда не было по вкусу.
— Нельзя быть трусом перед лицом этих храбрецов, — строго выговаривала она одному моряку, тощему, похожему на крысу заморышу, пытающемуся ускользнуть вниз по трапу. Обратно к леерам она вернула его пинком под зад.
Было что-то захватывающее в том, как непрерывно грохотали орудия, один заряд просвистел прямо над головой и угодил в бизань-мачту. Во все стороны разлетелись осколки, ошметки кожи, брызнула пугающими горячими струями яркая артериальная кровь. Опешившая девица коснулась щеки и посмотрела на боцмана, мертвым распростертого у ее ног и глядящего на нее остекленевшим взглядом. По ее рубашке расползлась длинная полоса алой крови.
Но Араминта не стала впадать в истерику; за свою жизнь она немало охотилась, и суровые нотации отца искоренили всякую сентиментальность во время охоты, приучили спокойно воспринимать смерть. Конечно, эльфы были гораздо меньше, с нечеловеческими когтями и острыми зубами, но все же походили на
