мировой войны производство на фабрике было остановлено, и с тех пор здесь жили летучие мыши и мои бездомные собратья. Высокую трубу фабрики, портившую вид, пару лет назад взорвали. Чтобы полюбоваться этим волнующим зрелищем, здесь собрались жители близлежащего квартала. Густав положил меня в корзинку и тоже отправился сюда.
Но меня поразило, что внутри фабрика была отремонтирована. И ремонт, по-видимому, обошелся недешево. Мы находились в огромном помещении площадью пятьсот квадратных метров с высоким потолком. Станки убрали, а трещины в стенах тщательно замазали. Под ногами блестел паркетный пол. Сохранились только старые трубы, шедшие вдоль стен. Они придавали помещению импозантный вид старинного промышленного здания и походили на ребра каркаса. Со стальной конструкции потолка свешивались десятки светильников. Но самое сильное впечатление производили огромные, высотой в три человеческих роста, окна с арочным завершением. Из них открывался чудесный вид на жилой квартал, засыпанный снегом. Вдали виднелся стеклянный дворец, в котором жил Адриан. Он сиял яркими огнями, словно факел.
Мне показалось, что экономически совершенно невыгодно приспосабливать под обыкновенный офис такое огромное здание и делать в нем дорогостоящий ремонт, когда можно снять для этих целей помещение в центре города. Такое могли позволить себе только люди, для которых деньги ничего не значили, то есть представители мощного концерна. Я решил повнимательнее присмотреться к установленному здесь оборудованию и работающему персоналу. Меня удивило, что большая часть помещения была пуста, отчего бывший фабричный цех напоминал спортивный зал. В глубине помещения справа сидели за деревянным столом четверо старых знакомых и играли в карты. Это были те лыжники, которые усыпили меня с помощью игл и привезли сюда. Они сняли очки, и я мог разглядеть их лица. Они вовсе не были похожи на грубых бородатых бандитов, покрытых шрамами, а выглядели как новоиспеченные выпускники университета. У всех четверых были длинные волосы, собранные сзади в конский хвост, прыщавая кожа и пробивающаяся растительность на лице. Кроме того, они носили очки с толстыми линзами. Увидев меня, они стали толкать друг друга локтями, многозначительно ухмыляясь.
Окружавший их инвентарь наводил на меня страх. У стены лежала груда клеток. В одной из таких я только что сидел. Нижняя клетка была настолько огромных размеров, что в ней мог бы поместиться человек. Над ее дверцей была помещена золотая табличка с выгравированной надписью «МАКС». Слева от лыжников, стрелявших в меня недавно из духовых ружей, находилось нечто, похожее одновременно на импровизированную лабораторию и операционную. Здесь стояли операционные лампы и столы, рентгеновские аппараты, центрифуги и другие медицинские аппараты новейшей модификации. Если не ошибаюсь, среди них имелся даже электронный микроскоп. Здесь можно было оказать помощь целой армии больных.
Взглянув в противоположный конец помещения, я, к своему удивлению, увидел гигантских размеров камин, переделанный из печи для обжига. Там горели не поленья, а целые стволы деревьев! Это было грандиозное зрелище. У меня возникло чувство, что я превратился в муравья и теперь рассматриваю созданный людьми мир крупного формата.
В нескольких шагах от гигантского камина у арочного окна в задумчивой позе стоял человек. Увидев его, я почувствовал, как меня пробрал холодный озноб. Это был старик, одетый в длинный бархатный пурпурный халат до пят. Он был очень похож на пожилого манекенщика из моего сна. За окном кружился снег, который сливался с серебристыми волосами старика и освещал его изборожденное глубокими морщинами лицо. У незнакомца были более темные глаза, нежели у призрака из моего сна, и в них светилась энергия жизни. Он разглядывал что-то, привлекшее его внимание, с мрачным выражением лица. Должно быть, то, что он видел, не внушало ему радости. Сейчас он походил на состарившегося короля, обеспокоенного заботами о своем неблагополучном королевстве.
Я не сомневался, что это и есть хозяин здешних владений. Неподалеку от него, посреди обширного пустого пространства, стоял письменный стол, очень массивный, с мраморной, весившей не менее тонны столешницей. На ней уместилось бы минимум пять обычных письменных столов. Внимание мое привлекли не многочисленные современные технические приспособления, такие, как ноутбуки, телефонные аппараты и крохотные видеокамеры для проведения видеоконференций, а необычные украшения письменного стола. Это были чучела странных животных.
Речь идет о так называемых вольпертингерах — прибыльном изобретении верхнебаварской сувенирной промышленности. Для этих целей была специально создана легенда о сказочных животных, которые появляются только в полночь. В эти басни, конечно же, никто не верил, и они так и остались бы достоянием дебильных туристов, падких до сувениров. Однако чучела животных производили неизгладимое впечатление. Вольпертингер — это, собственно говоря, химера, существо, образ которого составлен из частей различных диких животных. Это может быть заяц с оленьими рогами между лопаток и крыльями хищной птицы, или сова с телом лисицы и ногами утки, или бобры с головой горной козы и крыльями летучей мыши. Как бы ни были гротескны и вызывающи эти потешные эксперименты с частями тела живых существ, от них трудно было отвести зачарованный взгляд.
Вот такие сувениры стояли в ряд на столе старика, словно трофеи. Их безжизненные глаза пристально смотрели на меня. И я почувствовал, что нахожусь в паноптикуме чудовищ. Сердце бешено застучало в моей груди. Трудно было переварить впечатления от увиденного, да и, честно говоря, не хотелось больше смотреть на этих страшил. Впрочем, не надо было обладать фантазией Сальвадора Дали, чтобы догадаться о происхождении этих чудовищных чучел. Я сразу же понял, зачем здесь операционная. Ее использовали для того, чтобы пополнить галерею вольпертингеров, скомбинировав новый образ из частей тела животных.
— Все понятно, дорогая Фабулус, — сказал я, стараясь не выдать страха. — У вас, наверное, недостает какой-то части тела для нового экспоната и вы решили позаимствовать ее у меня? Вероятно, вам понадобилась моя умная голова? Но сразу скажу, что было бы большим свинством с вашей стороны приделывать к ней клюв аиста.
— Ты намекаешь на вольпертингеров? — спросила Фабулус, проследив за моим взглядом, и весело рассмеялась. — Это увлечение Максимилиана. Он в этом смысле типичный американец, клюет на нелепые местные сувениры.
— Да уж, я заметил, он действительно типичный американец! Нанимает пару студентов, изучающих социологию, дает им в руки духовые ружья и велит стрелять из них во все, что движется. Можно подумать, что это смешно!
— Тебя подстрелили по ошибке. Ребята охотились на Адриана.
— Ах, вот оно что! Им, оказывается, просто не повезло. В таком случае я с удовольствием вонзил бы иглу в зад одного из этих парней в качестве компенсации за нанесение морального вреда. Будь добра, объясни мне наконец, где мы находимся? Мне кажется, что по сравнению с моими сегодняшними ночными приключениями приключения Алисы в Стране чудес — просто бред наркомана под кайфом.
— Ты хочешь знать, куда ты попал, Френсис? На животноводческую ферму, принадлежащую самой крупной организации по защите животных в мире.
Поднявшись на четыре лапки, Фабулус прошла мимо, слегка задев меня. Это был знак следовать за ней. В тот момент, когда наша шерстка соприкоснулась, я почувствовал головокружение, в нос мне ударил исходящий от Фабулус сильный аромат. Обоняние подтвердило, что я имею дело с дамой, находящейся в расцвете сексуальности. Исходившие от Фабулус запахи навевали мечты о лунных ночах, ласках и том потомстве, которое она может принести. Интересно, котилась ли она уже хоть раз? Судя по фигуре, нет. Хотя стройность может быть обманчивой. Одним словом, я испытывал сильное физическое влечение к этой кошечке.
— Ничего не слышал об этой организации, — промолвил я, следуя по пятам за Фабулус. — Но теперь до меня начинает доходить смысл надписи на плакате. Кроме того, теперь мне понятно, на что идут пожертвования старушек, любительниц животных.
— Ты ошибаешься, Френсис, — сказала Фабулус. Я не мог отвести глаз от ее виляющей задницы и длинного пушистого хвоста. Моя голова кружилась так, как будто наркоз все еще продолжал действовать. — Мы расходуем на рекламу и содержание штата сотрудников всего лишь десятую часть бюджета. Остальное же идет на борьбу.
— На борьбу?
