иконой Иисуса Христа, – не отворачивалась я от Тебя. Если делала что не так, накажи меня, но помоги сыну. Я же все грехи свои и мужа замаливала. По любви за Афоньку вышла, а веру ихнюю так и не приняла, но притворилась. Господи, прости Ты меня. Я не могла понять, почему они двумя пальцами крестятся. Я не принимала их веры, хотя вера вроде бы и одна.
– Тамарка! – послышался голос мужа. – Ты куда запропастилась?
Перекрестившись, Тамара Васильевна быстро убрала икону под висящий в углу тулуп, поклонилась и вышла из комнатушки.
– Пошли кого-то из девок к Самоилу, – сказал муж, – пусть записку отдадут и тут же возвращаются. Ответ нужен сразу.
– Хорошо, сейчас кликну Прасковью, она и пойдет. У нее там сестра живет, выпустят ее.
– Как дела? – подходя к двум солдатам, спросил Лебедев.
– Все хорошо, товарищ старший лейтенант, – ответил ефрейтор.
– Не холодно?
– Никак нет.
– Кто-нибудь пробовал выйти?
– Два мальчика лет по пятнадцати кататься на горы шли. Мы их не пропустили.
– Никого не выпускать. Список председатель поссовета дал, но все равно – только с моего разрешения.
– Как дела, служивые? – улыбнулся подошедший к пустому коровнику прапорщик.
– Да все отлично, – раздалось в ответ. – В крайних домах собаки, они никого без лая не пропускают, очень удобно.
– На собак надейтесь, но и сами не плошайте. Денов может заявиться в любое время. И еще, сынки, раз крикнули и сразу бейте. Рисковать и становиться героями не надо, матерям вы живые нужны.
Молодая женщина на лыжах быстро подошла к околице.
– Стоять, красавица! – раздался голос. – Куда направляемся?
– К сестре на часик. Приболела она, вот и иду проведать. Бумага есть от вашего командира. – Она протянула сложенный вчетверо листок.
Солдат взял листок и прочитал: «Выпустить на пять часов».
– А не боитесь? – вернув ей пропуск, спросил он. – Мало ли что или кто может…
– Тут всего-то семь километров, – улыбнулась женщина, – а вашего брата кругом полно. Да я и сама за себя постоять сумею, если придется. – Она быстро пошла дальше.
– Во живут, – глядя ей вслед, сказал второй солдат, – ни хрена не боятся! А тут и медведи есть, и росомахи, и волков немало. Да и вдруг на Денова нарвется? Он ее в заложники возьмет, что тогда делать?
– Пусть командир думает, – отмахнулся напарник.
– Ну что, – усмехнулся якут, – не попался вам Ванька-то?
– Чайку бы, дядя Самоил, – сняв рукавицы, попросил один из трех солдат.
– Это пожалуйста, – кивнул якут. – Веруня, – сказал он вошедшей в комнату светловолосой женщине, – поставь самовар, напои защитничков наших. А вот вы мне правду скажите, – повернулся он к солдатам, – не страшно вам такого…
– И круче брали, – отмахнулся скуластый солдат. – С «тройки» вон с автоматом ушли двое. Часового ранили и ушли. И то взяли. Одного. Второго, который стрелял, положили в сопках. А у этого…
– Все-таки немного не по себе, – перебил его старший сержант. – Этот же, говорят, и нож отлично кидает, и сила есть, и приемчики знает и без следов ходит. Ни разу еще на его след не вышли. И наверняка у него оружие уже есть. Стреляет Денов отлично, а мне осталось до дембеля три месяца.
– И не жалеют вас командиры, – сказал якут.
– Может, поедите чего? – спросила женщина.
Солдаты переглянулись.
– Если немного, – смущенно проговорил один.
– Картошки жареной с мясом. – Она подошла к печи. – И салат. Сейчас подам.
– Дядя Самоил, – заглянула в приоткрытую дверь девочка лет двенадцати, – вас мама зовет. У нее сердце снова болит.
– Сейчас иду, – ответил Самоил – Извините, ребята, жена вас покормит, а у меня вызов.
– Фельдшер он, – пояснила женщина. – А у соседки что-то с сердцем в последнее время плохо. Родителей похоронила недавно, вот и прихворнула.
– Как ты, Роза? – входя, спросил Самоил.
– Нормально, – проговорила, выйдя из кухни, женщина лет тридцати пяти. – Тут Афанасий Семенович Прасковью прислал. И записка для вас.
Самоил прочитал записку и бросил ее в горящую печку.
– Передай, – сказал он Прасковье, – все сделаю. У меня есть кое-что для Ивана. В общем, через пару дней он услышит.
– А почему у него, у мужа вашего, – спросил солдат, – имя такое необычное?
Вера рассмеялась:
– Отец его так назвал – Самоил. Его спас в тайге какой-то человек по фамилии Самойлов, и он сына в память об этом человеке назвал Самоилом. А мне нравится.
– Но вы русская, – сказал другой, – красивая молодая женщина. А тут такая глухомань и…
– Я выросла здесь, – улыбнулась Вера.
– Смотри! – Антон остановил Нину. – Эдуард с какими-то мужиками. Не думал, что у него тут знакомые есть.
– А одного я видела, – сказала Нина. – Сосед наш, Мохов, освободился месяц назад. Его все Мох зовут. Помнишь, ты с ним и с его товарищем еще чуть не подрался?
– Толик Мохов. И что же у них общего? А почему Эдуард не идет к Иринке? Сейчас спрошу.
– Не надо, – остановила его жена, – ну его к черту. Мы-то тогда не вовремя улетели. Хорошо, Тоня, соседка, позвонила, и мы сразу тоже в больницу звонить стали.
– Только бы с Иркой все хорошо было. – Антон завел машину. – Она даже с Машей говорить не захотела.
– Боится она, что ела…
– Да что тут говорить… А ты веришь в это?
– Не знаю. И не хочется верить, но чем он ее кормил? Я не знаю, что и говорить ей. Конечно, мы никогда про это не вспомним…
– А другие? И если говорить откровенно, как-то не по себе.
– Да ты что мелешь-то? Вот что я скажу – с ней все будет как прежде. Я имею в виду наше к ней отношение.
– А у вас что, – недовольно спросил Гатов, – знакомых в больнице нет? Делов-то – сунуть…
– А чего сам не сунешь, – с усмешкой спросил худощавый молодой мужчина, – если так просто? Сам прикинь, земеля, надо с кем-то из больнички добазариться. Все-таки жмура делать – не зубы рвать.
– Какого жмура? – не понял Гатов.
– Труп, – ответил сутулый пожилой мужчина. – А к ней сейчас верняк ментов приставлено полно, она же свидетельница по делу Денова. Так что, земеля…
– Сто пятьдесят тысяч, – сказал Гатов, – сразу же, как она помрет. В общем, вот что, надумаете – звоните. Жду три часа. – Он пошел дальше. Мужчины смотрели ему вслед.
– Ну что, Мох, – буркнул сутулый, – бабки неплохие.
– Я откинулся месяц назад, – откликнулся Мох, – и в больнице у меня знакомых нет. Да если б и были, вряд ли кто подпишется за двадцать кусков. А отдавать половину нам невыгодно.
– А где ты еще хапнешь такие бабки? Да и делов-то хрен да немного. Передачку ей послать, а во что- нибудь крысиного яда сыпанем. И сами не понесем, дадим какой-нибудь шкуре, пусть она еще кого-то
