был ему хорошо знаком, теперь он смотрел на него иначе: аккуратные буквы, ровные ряды строк… Отодвинувшись назад, так, чтобы падало больше света, он принялся снова перечитывать постановление. Перечитав, отложил его в сторону и закурил. Но затем, чтобы не терять времени, бросил сигарету и встал.
Подойдя к столу Мейнарда, взял его ручку. Усевшись вновь за свой стол, достал чистую бумагу и, сверяясь с письмом, начал имитировать почерк Мейнарда, обращая особое внимание на его индивидуальные особенности. Через несколько минут лежащий перед ним лист бумаги оказался заполнен фразами из письма. Затем на другом листе Чарльз почерком Мейнарда выписал весь алфавит, сначала заглавные, а затем строчные буквы.
Изучив то, что вышло, он постарался воспроизвести подпись Мейнарда. Снова и снова, до конца страницы. Затем попробовал написать несколько фраз и аббревиатур, которые обычно употреблял Мейнард, выписывая векселя. Чарльзу показалось, что это дается ему с легкостью. Он даже удивился. Но теперь, дойдя до главного, он почувствовал сердцебиение. Он встал и снова закурил, но теперь докурил сигарету до конца. Он медленно прохаживался из угла в угол, пытаясь успокоиться.
Докурив, вернулся к столу, решительно достал из кармана бумажник и вынул из него вексель, который его банкир отказался учесть. Он положил его перед собой и пробежал глазами. Вексель был выписан его собственной рукой, и в нем оговаривалась оплата в течение девяноста дней, а поверх стояла размашистая подпись Франкуса Уорда, подтверждающая, что оплата по векселю гарантируется лондонскими банкирами Коллетом и Боуном. Номинал векселя составлял девять тысяч пятьсот фунтов стерлингов, но, увы, его банк в Чардуэлле без всяких к тому оснований отказывался учесть его, ставя Чарльза таким образом в крайне тяжелое положение. Эта мысль добавила ему решимости, и он резким движением перевернул вексель чистой стороной вверх. Своим изящным почерком он написал следующее передаточное уведомление:
Затем перевел дух и уже ручкой Мейнарда и подражая его почерку, написал еще одно уведомление.
Подделав документ, Чарльз поставил внизу подпись Мейнарда: «Том. Мейнард, Локс-Милл». Затем поставил на обратной стороне свою собственную подпись.
Закончив, снова откинулся на стуле и закурил еще одну сигарету. Руки его сильно дрожали. Над его верхней губой выступил пот. Он чувствовал невыносимую тяжесть в груди. Чтобы успокоиться, он глубоко затянулся и стал медленно выпускать дым, еще раз просматривая написанное. Он сжульничал, но еще не дал документу ход. Еще была возможность вернуть все назад. Но взвешивая все за и против, он понял, что ни за что не сделает этого. По одной простой причине: это означало бы, что нужно уничтожить вексель, а потом информировать Франкуса Уорда о его утрате. Это вызовет большие осложнения. Нет, теперь придется довести дело до конца, иначе производство на Хайнолт встанет, и на его будущем можно будет поставить крест. И все из-за какого-то скандала в Сити, о котором, как и обо всех других скандалах, недели через две будет забыто.
Более того, эта подделка была не чем иным, как заемом, правда, без ведома кредитора. Мейнард получит свои деньги назад, как только вексель Уорда вступит в силу, а это произойдет через девяносто дней. Шанс, что обман будет раскрыт, слишком ничтожен, так что об этом не стоит и думать. Мейнард теперь редко посещает банк. Если ему требуется узнать, как обстоят дела с кредитами, он поручает это Чарльзу, а поскольку с кредитами у Локс-Милл все всегда в порядке, делается это крайне редко. Что же касается официальной аудиторской проверки, то до нее еще далеко.
Как бы там ни было, Чарльз остался весьма доволен собой. Человек, над которым нависла такая угроза, идет на все. Теперь можно и успокоиться. Он сделал то, что считал нужным, и это принесло ему облегчение. Он выплюнул сигарету и стал приводить в порядок бумаги, лежащие на столе. Спрятал вексель в бумажник, а бумажник – в карман. Затем собрал листы, на которых отрабатывал почерк Мейнарда, и сжег их в камине. Туда же швырнул снятую с пресс-папье промокашку и содержимое пепельницы. Было уже девять часов. Он зажег лампу, положил на место ручку Мейнарда и вернулся за свой стол. Достал из ящика книгу заказов, корреспонденцию и занялся текущими делами.
В том, что он задержался в конторе, не было ничего необычного.
На следующее утро он снова сидел перед управляющим «Банком Кулсона», и снова между ними лежал вексель Франкуса Уорда.
– Если вы перевернете его, мистер Харримэн, то убедитесь, что я последовал вашему совету и обратился за помощью к своему партнеру. Он согласился обеспечить этот вексель счетом Локс-Милл в Джаррете.
Прочитав индоссамент на обратной стороне векселя, мистер Харримэн, вполне удовлетворенный, вновь положил его на стол.
– Как это чудесно, – произнес он. – Братство по торговому делу, не так ли? Один торговец помогает другому. Я просто в восторге, мистер Ярт, думаю, как и вы. Мистер Мейнард замечательный человек. Лучшего партнера и пожелать нельзя. Но и он, должно быть, успел по достоинству оценить вас за столько лет партнерства.
– Я думаю, мы сумели достичь взаимопонимания, основанного на взаимном уважении.
– Именно так.
– Вы хотите, чтобы я дождался, пока вы перешлете вексель в Джаррет?
– В этом нет необходимости. Подпись мистера Мейнарда служит для меня достаточной гарантией.
– В таком случае, раз уж мой баланс теперь в активе, я бы хотел без промедления воспользоваться вашим кредитом. И еще, уж коли я здесь, то хотел бы снять наличные на расходы Хайнолта, чтобы не возникло нужды приходить к вам еще раз.
Мистер Харримэн тут же проводил Чарльза в операционный зал, не переставая болтать с ним, пока тот снимал наличные, а затем сам отдал указание посыльному отнести сумку с деньгами к лошади мистера Ярта. Затем они с Чарльзом пожали друг другу руки.
По дороге из города Чарльз поздравлял себя с удачно проведенной сделкой. Его тактика сработала, как нельзя лучше. Теперь Хайнолт ничто не грозило. Он снова мог вздохнуть свободно. Единственной заботой было не пропустить вексель Уорда, когда его доставят на Локс-Милл. Почта не заставила себя долго ждать.
