суконщиков могли быть уверены, что их великолепное тонкое сукно будет нарасхват у оптовиков Лондона, Манчестера и даже Шотландии.
Сукно очень хорошо покупалось и за границей, особенно в Америке.
– Чарльз, вы положили этому начало, внедрив новые станки, – сказал ему Льюис Бекерман. – Вы встряхнули всех нас, и люди заговорили о Чардуэлле.
– Да, и мы должны держать планку. Мы не имеем права почивать на лаврах.
У Ярта было двойственное отношение к Чардуэллу – это была смесь презрения, преданности и привязанности. Он довольно часто осуждал город за равнодушие и нежелание делать что-то новое, но тем не менее гордился, что его семья была связана с городом много лет. Его прапрадед Питеер Ювирт прибыл из Фландрии в Лондон в 1705 году, поселился на Таб-стрит в маленьком домике, и поставил там два ткацких станка. Ярт гордился традициями города и его репутацией производителя тонких сукон. Кроме того, он чувствовал, что город еще не сказал последнего слова в ткацком производстве. Ярта одолевали амбиции, ему хотелось видеть, как растет и развивается город. Многие его коллеги-суконщики, ценя его энергию и видение перспектив, считали его своим лидером. Он с удовольствием принял на себя эту роль. Ему недавно исполнилось тридцать лет, а он уже был активным членом Торговой палаты Чардуэлла и членом ассоциации суконщиков Каллен-Вэлли. Кроме того, он принимал участие в заседаниях Совета города. Чарльз был энергичным и целеустремленным человеком. После недавней эпидемии холеры он без устали пробивал организацию отдела здравоохранения, добивался, чтобы в Чардуэлле была устроена новая система канализации и было улучшено водоснабжение.
Чарльз также внедрял новое и у себя в доме. Там была устроена ванная комната, на двух этажах были сделаны туалеты. Вода – холодная и горячая – подавалась во все спальни. К этому времени было построено новое крыло дома. Там располагалась бильярдная, оружейная и курительная комнаты. А наверху были еще три спальни. Естественно, увеличилось количество слуг. Теперь у них был лакей и дворецкий. Дети – мальчик и девочка – обслуживались тремя горничными. В конюшне стояло много лошадей и за ними ухаживало больше конюхов. Садовник Джоб тоже потребовал себе еще помощников.
Ярту нравилось тратить деньги. Больше всего ему нравилось дарить подарки и делать удобной и красивой жизнь своей жены. Он считал, что она этого заслуживает, тем более, что ей столько лет приходилось вести весьма скромную жизнь.
Он не мог пережить, что в то время, когда он ухаживал за ней, мисс Тэррэнт из Ньютон-Рейлз воспитывала своих сестру и брата и вела хозяйство с помощью всего лишь одной кухарки и четырех горничных. Конечно, с этим ничего нельзя было сделать – семейное состояние было растрачено, – но он твердо решил, как только Кэтрин станет его женой, в ее жизни все переменится, и он выполнил свое намерение. Она имела все, что только могла пожелать ее душа. Теперь у нее был дом в Ньютон-Рейлз, и хотя после ужасной трагедии должно было пройти некоторое время, Чарльз чувствовал, что теперь все стало на свое место. Согласно условиям брака Ньютон-Рейлз стал принадлежать ему, и Чарльз, в отличие от ее отца, смог с помощью денег привести дом, парк и сады почти в идеальное состояние. Это был его самый большой подарок Кэтрин, и он этим очень гордился.
Но он не переставал делать ей и другие подарки: роскошные украшения и меха, путешествия по Европе, арендовал дом в Лондоне, окна которого выходили на Грин-Парк. Когда они останавливались там на пару недель, каждый день свежие цветы из Ковент-Гарден ждали ее у порога. Ему не требовался специальный повод, чтобы сделать ей подарок. Ему нравилось постоянно делать ей сюрпризы. Но когда были какие-то важные события, то его щедрость не знала границ. На пятую годовщину их брака он подарил ей свою собственную карету – чудесное ландо темно-синего цвета, отделанное серебряными листьями, и великолепную пару чистокровных лошадей.
Ее сестра, приехав в Рейлз и увидев эту карету, была восхищена и даже не скрывала своей зависти.
– Чарльз так щедр к тебе. Что касается Джорджа и его отношения ко мне, я должна сказать, он иногда бывает жадным. Он постоянно проверяет мои счета, и это довольно противно.
– Ты, видимо, иногда бываешь слишком расточительна.
– Ты можешь мне говорить все, что угодно, но я не собираюсь экономить, я не для этого выходила замуж за Джорджа. А ты, моя дорогая Кэт, – как ты можешь меня критиковать, когда у тебя такая роскошная коляска? Разве это не предмет роскоши?
– Ты так думаешь?
– Самое обидное, что большинство этих чудесных вещей… Ты даже как следует ими не пользуешься! – сказала Джинни.
В том, что Кэт сказала сестра, была большая доля правды. Ее вкусы и желания были достаточно просты, роскошь и лишние траты вызывали у нее иногда чувство вины. Она часто говорила об этом с Чарльзом, но он отметал ее возражения.
– Почему ты хочешь лишить меня удовольствия давать тебе то, что ты действительно заслуживаешь?! Я стараюсь возместить тебе то, что в юности ты была бедна.
– Ну, мы никогда не были по-настоящему бедными. И у нас всегда было все необходимое. Наше детство было счастливым. Мой отец позаботился об этом.
– Да, я знаю, и я постараюсь, чтобы ты всегда была счастлива.
Город Чардуэлл тоже считал его щедрым, и в 1852 году, когда умер его отец, Чарльз подарил Сейс-Хаус во владение городу, с тем чтобы там была организована библиотека и читальня, которую мог бы посещать всякий.
Кроме того, там был основан музей, картинная галерея и лекторий. На заседании Совета города мэр принял это пожертвование. Выразив благодарность за подарок, он предложил называть Сейс-Хаус институтом Чарльза Ярта, что и было единодушно принято членами Совета. Мэр также предложил написать портрет щедрого жертвователя, который бы висел на стене в главном зале института. Но это предложение не было поддержано большинством, потому что некоторые члены Совета восхищались далеко не всеми деяниями Чарльза Ярта. Они считали, что их старый мэр находится под слишком сильным влиянием Чарльза.
Существовала группа влиятельных суконщиков, которая старалась повлиять на решения Совета. И как- то даже произошел инцидент: член Совета Эдвард Клейтон предложил, чтобы «небольшая сумма денег была выделена на покупку колоды карт для тех, кто находится на другом конце стола заседаний, чтобы эти члены Совета могли чем-то заняться в то время, как на противоположном конце стола принимаются важные для города решения».
