Порочная любовь

ненадолго. Их семье принадлежало несколько домов, и их нельзя было оставлять без присмотра. Да и в Лондоне он предпочитал задерживаться на более длительный срок, ведь там ждали друзья и море развлечений.

Однако у него были еще и другие, эгоистичные и менее благородные побуждения, о которых он предпочел не рассказывать Мередит. Ему нужно было с ходу заручиться ее согласием и как можно скорее умчаться назад, в Лондон.

Два дня назад он получил довольно резкое послание от дамы сердца, с нетерпением ожидавшей его возвращения в столицу. Мисс Анжелина Грасси была весьма вспыльчивым существом и, когда ей казалось, что ею восхищаются недостаточно сильно, устраивала «показательные выступления». Обычно он потакал прихотям своей маленькой актрисы, но в этот раз она пригрозила, что, пока его нет, найдет себе нового покровителя. И это навело лорда Рэмскара на мысль о том, а не слишком ли много он ей позволяет.

Мисс Грасси не знала, что у графа Рэмскара есть сестра, – и детали личной жизни любовниц обычно не посвящают. Его немного раздражало, что Анжелина считает, будто полностью поработила его и он готов примчаться по первому зову.

Его друг, Эверод, наверняка посоветовал бы предложить этой возомнившей о себе невесть что девчонке идти на все четыре стороны и искать любовника посговорчивее. Несмотря на глупые угрозы, Рэмскар с удивлением отметил, что не хочет резко рвать с ней отношения. Анжелина была очень привлекательной спутницей, скрашивающей его досуг как в гостиной, так и в спальне. Она была первой его любовницей, отношения с которой длились уже несколько лет, и визит в Свенкотт помешал ему в полной мере наслаждаться своей удачей.

Рэмскар вздохнул. Анжелине придется подождать. Мередит слишком много значила для него, чтобы обречь ее на тоску и одиночество.

– Помнишь моего друга Солити? Много лет назад он напился и объявил во всеуслышание, что до сорока лет не женится. Прошлым летом он сорвался и буквально помчался с будущей герцогиней в Гретна-Грин. Никогда прежде я не видел, чтобы мужчина был настолько без ума от жены и с такой радостью сковывал себя узами брака. – Он старательно не обращал внимания на слабый укол зависти к семейному счастью друга. – Солити и не догадывался, что ему уготовано судьбой. То же самое и с тобой, Мередит. Давай поедем сегодня к Паунингам!

Рэм взял сестру за руку и исполнил несколько зажигательных па в стиле народных танцев. Мередит прыснула. Воодушевленный тем, что лед удалось растопить, он продолжил наступление:

– Представь, что наш сегодняшний выход – это первый шаг к избавлению от оков, в которые ты сама себя заключила. Позволь мне показать тебе мир.

Рэмскар ехал в поместье Паунингов один.

«Почему ты так жесток ко мне, Рэм? Лучше бы я погибла при пожаре!»

Граф до сих пор слышал сдавленные всхлипы Мередит, и идея провести вечер в гостях уже не казалась ему такой уж привлекательной. Настроение у него испортилось, ссора с сестрой не давала покоя. Рэм надеялся, что нескольких часов в хорошей компании хватит, чтобы вернуть прежнее расположение духа. Стычка с Мередит была исключительно его виной. Он слишком сильно на нее надавил, чересчур резко подтолкнул. И хотя действовал он исключительно с благородными намерениями, столь мощный натиск поверг осторожную, замкнутую сестру в шок. Рэм был уверен, что, будь у него больше времени, он бы выманил сестру из ее раковины.

Но Анжелина Грасси не станет ждать вечно.

От досады он скрипнул зубами. Похоже, все дамы, встречающиеся ему на жизненном пути, не сговариваясь решили держать его в постоянном напряжении, усмиряя плоть. Однако эти переживания никак не отразились на его лице.

– Лорд Рэмскар, какая честь! – тепло приветствовал его лорд Паунинг и заключил в объятия, словно близкого друга. Это был статный джентльмен лет пятидесяти пяти. Маркиз обладал довольно густыми бровями, чего не скажешь о растительности на голове. Он радостно потер руки, и Рэм почувствовал, как энергия этого человека помимо воли передается и ему. – Я только за завтраком говорил жене, что прошло уже девять месяцев, с тех пор как глубокоуважаемые соседи почтили нас своим визитом.

Леди Паунинг протянула Рэму руку. Она была на десять лет моложе супруга, но года и десять детей округлили ее, превратив в дородную матрону. Она весело взглянула на лорда Паунинга.

– Мне пришлось напомнить старому распутнику, что мы встречались с вами и вашими друзьями на приеме в октябре прошлого года.

Маркиз недоверчиво фыркнул.

– Ты не в силах вспомнить, что ела на завтрак, что уж говорить о каком-то званом вечере, да еще прошлой осенью.

– На этот счет я уверена. – Она царственно склонила голову и одарила Рэма жеманной улыбкой. – Les sauvages nobles умеют произвести впечатление на даму.

Рэм ответил ей игривым подмигиванием.

– В противном случае мы бы расстроились, миледи. Посмеявшись, хозяева двинулись дальше, приветствуя прибывающих гостей.

Les sauvages nobles, или светские дикари, было забавным прозвищем, которое много лет назад дали Рэмскару и его друзьям – Солити, Кэдду и Эвероду – в аристократических кругах за то, что они, казалось, торжественно поклялись везде, где бы ни появились, как следует набедокурить. Благодаря богатству и семейным связям они могли позволить себе любой каприз, а шарм и неотразимое обаяние, подкрепленное внешней привлекательностью, толкали к ним в постель самых неприступных девиц. Солити, Кэдд и Эверод были Рэмскару словно братья, и, как и водится между братьями, порой ужасно друг другу досаждали.

Как жаль, что друзья не поехали с ним в Свенкотт!

Со времени его последнего визита сюда произошли большие перемены. В прошлом сезоне умер отец Карлайла, герцог Солити. Скончался он в одночасье и при сомнительных обстоятельствах. Если хотя бы половина слухов была верна, старый герцог мог бы собой гордиться. Карлайл сильнее других переживал утрату и давал яростный отпор многочисленным знакомым, которым хватало глупости приставать с расспросами.

Со свойственным только ему везением в столь тягостный период жизни Карлайл умудрился повстречать даму сердца. Рэм был очень рад за них. Герцогиней Карлайла стала очаровательная девушка, которая, судя по всему, души не чаяла в новоиспеченном муже, а герцог научился без содрогания произносить слова «брак» и «муж». Да, Рэм, Эверод и Кэдд от души повеселились, когда у них на глазах известный на весь Лондон гуляка остепенился. Рэм не в состоянии был представить женщину, которая точно также прибрала бы к рукам его.

Погруженный в раздумья, он столкнулся с девушкой, выскочившей из бальной залы. Рэм ахнул, одновременно ощутив мягкость и податливость женского тела, шелк белокурых волос и запах гвоздики. Он невольно заключил незнакомку в объятия, но, опомнившись, поспешно отпустил.

– О боже, приношу свои извинения, милорд! – произнесла она низким и удивительно сильным для такой миниатюрной особы голосом. Она рассеянно обвела взглядом холл в поисках кого-то. – Нет ничего зазорного в том, чтобы носить очки, уверяю вас. Это поможет впредь не попадать впросак.

Не дав ему и слова сказать в ответ на столь дерзкий выпад, она зашагала прочь. Рэм лишился дара речи. Он никак не мог решить, как ему реагировать на это небрежное замечание: удивиться или оскорбиться. Будучи одним их les sauvages nobles, он привык вызывать интерес у противоположного пола. Выглядел он более чем сносно, и, украдкой понюхав правую подмышку, решил, что с этим тоже все в порядке. Рэм не был чересчур высокого мнения о себе, однако не привык, чтобы его игнорировали.

Он угрюмо наблюдал за тем, как блондинка обняла высокую, стройную брюнетку, и удивленно приподнял брови при виде того, сколько нежности было в их приветствии. Похоже, эта особа предпочитала женщин! Такое объяснение было как целебный бальзам для его задетого самолюбия. Наблюдая за сластолюбивой блондинкой, он заметил, как она резко кивнула в ответ на то, что нашептывала ей подруга, а затем схватила брюнетку за руки и твердо, требовательно встряхнула. Кем бы ни была эта миниатюрная блондинка, это она принимала решение. Оглядевшись по сторонам, чтобы удостовериться, что никто их не