Штрайтцер утвердительно кивнул, соображая, куда же клонит полковник.
— Было время, — продолжал Говард, — когда люди работали с огоньком… Не так ли, дорогой мой Штрайтцер?
— Совершенно верно, мистер Говард.
— А сегодня? — задал вопрос американец и после паузы продолжал: — Сегодня с этим значительно проще… только мы с вами, Штрайтцер, немного постарели. А потому нам кажется, что раньше все было значительно лучше… Конечно, с одним исключением… Нас учили за хорошие деньги представлять хорошую работу, что сегодня считалось бы проявлением наивности. И это везде, господа!
— Это относится и… — Штрайтцер на мгновение запнулся, — к фирме ТАНАСС?
— Что вы этим хотите сказать, Штрайтцер?
Вспомнив об операции «Утренняя звезда», тот неожиданно выпалил:
— У меня создалось впечатление, что наша информация в Центре не всегда получает верную оценку.
— Возможно, — спокойно согласился Говард. — А как вы думаете, мистер Галва?
— Я хорошо знаю фирму ТАНАСС, сэр, — желая сохранить нейтралитет, ответил Галва, — а вы хорошо знаете Центр… Мне трудно было бы сказать вам что-то такое, что вам не известно.
— Послушайте, Штрайтцер… — Говард немного помолчал. — У вас вообще бывают когда-нибудь разногласия с вашим заместителем?
— Иногда, сэр.
— За последние десять лег, наверное, пару раз?
— Кажется… — с улыбкой согласился Штрайтцер.
— Из них один раз из-за Гранднера?
— Дважды, сэр.
— Так, значит, вам не известно, что он о вас думает?
— Зато я знаю, что он думает о себе, мистер Говард.
— И что же?
— Что он хороший заместитель…
— Это действительно так, мистер Галва?
Галва поднял обе руки вверх, показывая, что сдается:
— Если я скажу «да» — это прозвучит нескромно, если же скажу «нет» — будет еще хуже. По этому поводу я мог бы рассказать вам один анекдот…
Полковник отрицательно покачал головой:
— Лучше ответьте мне еще на один вопрос: пытался ли кто-нибудь вас завербовать?
— Я имел в виду другой анекдот, сэр, — с улыбкой ответил Галва, рискованно приближаясь к дозволенным границам субординации.
Американец сделал вид, что не понял иронии:
— Я не воспринимаю это как анекдот.
— Тогда я должен сообщить вам, сэр, что в лагере меня пытались завербовать французы.
— Только пытались?
— Да, сэр, — спокойно ответил Галва, — только пытались.
— И вы посчитали это ниже своего достоинства, не так ли?
— Да, тогда я так считал.
— А наше предложение вас устроило?
Галва ногтем снял табачную крошку, прилипшую к губе, и ответил:
— Не в этом дело, сэр. Просто к тому времени я находился в лагере на полгода дольше и стал более реально смотреть за мир.
Говард, как заботливый хозяин, налил всем шампанского. Штрайтцер счел необходимым произнести тост:
— Разрешите, мистер Говард, поднять бокал за ваше здоровье я за нашу совместную борьбу против коммунизма. Мне доставляет большое удовольствие…
Говард дружески перебил его:
— Мне тоже, дорогой Штрайтцер… — Он поднял бокал, улыбаясь, чокнулся со Штрайтцером, затем с Галвой и отпил шампанского. И тотчас снова обратился к Галве: — Вы удовлетворены работой у нас?
— Я не могу быть неудовлетворенным, сэр.
— «Не могу быть неудовлетворенным», — повторил полковник. — Это выражение вы употребили умышленно?
— Да, сэр.
— Это означает, что вы не совсем удовлетворены?
— Ни в коем случае, сэр… У меня нет повода быть неудовлетворенным.
— Но у вас нет повода быть совершенно удовлетворенным.
— Именно так, сэр.
— Может, вы считаете, что не полностью используются ваши способности или недостаточно высоко оплачиваются?
— Ни в коем случае, сэр. Я все-таки эмигрант и понимаю, что давно перешел отведенные мне границы…
— Ну наконец-то, мистер Галва! — воскликнул Говард. — Я все время пытался нащупать вашу слабину… Эмигрантский комплекс — вот это да! — Полковник бросил взгляд на Штрайтцера, внимательно следившего за их беседой, и встал: — Это был прекрасный вечер, господа. Благодарю вас за компанию.
16
Информацию о беседе с полковником Говардом Галва подготовил ночью и на следующий день передал микропленку Райн. Было начало девятого. Галва и Райн сидели в голубом «опеле» заместителя директора фирмы ТАПАСС.
— Почему он пригласил вас, Петр, ведь раньше этого не случалось? — спросила Райн озабоченно.
Галва пожал плечами:
— Наверное, хотел со мной познакомиться.
— Говард ничего не делает необдуманно.
— Я в этом не сомневаюсь, Гита. Только это не поможет нам угадать причину вчерашнего допроса.
Райн задумалась:
— Одного не могу понять: почему вы, Петр, так довольны, что сумели подбросить этому американцу идею об эмигрантском комплексе?
— Знаете, — тихо сказал Галва, — все эти набобы страшно рады сознавать, что обучают грамоте людей, у которых нет ни кола ни двора, понимаете? Они дадут вам миску супа, а вы должны показать им, что знаете, где ваше место… что вы не можете есть с ними из одной миски и что сядете с ними за один стол только тогда, когда вас туда позовут…
Галва помолчал и закурил сигарету. Гита смотрела на переднее стекло машины и тоже молчала.
— Да, чуть не забыл, — через минуту сказал Галва, — вчера связной привез информацию от пражского резидента. Штрайтцер меня с ней не познакомил, и это уже не первый случай. Безусловно, там должны быть интересные материалы, с помощью которых он сам надеется прославиться.
Райн спохватилась:
— Это могло стать причиной приезда Говарда…
— Вряд ли, Гита, — покачал головой Галва. — Штрайтцер вел бы себя совсем иначе. Вчера он даже жаловался, что Центр недооценивает нашу информацию. Хотя я не знаю, что он имел в виду. — Он на
