самом деле! Барон прежде всего объяснил, что воспитание есть основание всей жизни человека, и поэтому оно составляет фундамент и оплот всей истории человечества. Барон, если только припомнит читатель, вообще любил, вследствие, может быть, основательности собственного характера, слова: фундамент, оплот, основа. Далее барон изложил, что воспитание женщины важнее даже воспитания мужчины, так как она есть первая наставница и руководительница детей своих, и что будто бы всеми физиологами замечено, что дети, и по преимуществу мальчики, всегда наследуют нравственные качества матери, а не отцов, и таким образом женщина, так сказать, дает всецело гражданина обществу. Последние слова барон, как следует хорошему оратору, произнес громче прочих, и они были покрыты почти общим аплодисментом. Про свое собственное училище барон сказал, что оно пока еще зерно, из которого, может быть, выйдет что- нибудь достойное внимания общества; себя при этом он назвал сеятелем, вышедшим в поле с добрыми пожеланиями, которые он надеется привести к вожделенному исполнению с помощию своих добрых и уважаемых сослуживцев, между которыми барон как-то с особенною резкостью в похвалах указал на избранную им начальницу заведения, г-жу Петицкую, добродетели которой, по его словам, как светоч, будут гореть перед глазами ее юных воспитанниц. При этом указании на добродетели г-жи Петицкой два человека из бывших в зале сделали несколько удивленные физиономии: это Елпидифор Мартыныч, сидевший в переднем ряду и уже с аннинской звездой - он невольно припомнил при этом историю со шляпой Николя Оглоблина; наконец, сам Николя, помещавшийся во втором ряду и знавший предыдущую историю еще в более точных подробностях. Оба они никак не считали г-жу Петицкую светочем добродетели.
На лестные слова барона г-жа Петицкая, пылая в лице и потупляя свои глаза, произнесла несколько трепещущим голосом, что она все старание, все усердие свое положит, чтобы исполнить те надежды, которые возложил на нее ее высокопочтенный начальник. Затем музыка грянула: 'Боже, царя храни!'[67], и торжество окончилось. Отпущенные девочки шумно побежали из залы по коридорам прямо в столовую, где их ожидал более обыкновенного сытный обед. Посетители и посетительницы, с очень важным видом, хоть и с маленьким утомлением в лицах, начали разъезжаться. Барон приостался на некоторое время в училище и стал что-то такое довольно длинно приказывать смотрителю здания, махая при этом беспрестанно своей шляпой с плюмажем: все эти приказания он затеял, кажется, для того, чтобы подолее оставаться в своем нарядном мундире. Петицкая уехала пока еще к княгине. Когда они возвратились домой и переоделись из своих нарядных платьев, то между ними начался довольно задушевный разговор.
- Вы завтра переезжаете в училище? - спросила княгиня свою подругу невеселым голосом.
- Завтра! - отвечала Петицкая.
Княгиня после этого закрыла себе лицо рукою.
- Вообразить себе не могу, как я останусь одна в этом громадном доме! произнесла она.
- Вам замуж надобно выйти, - вот что! - сказала ей на это Петицкая.
- Мне?.. - спросила княгиня, широко раскрывая в удивлении свои голубые глаза.
- Вам, да! - отвечала Петицкая, несколько даже испуганная таким восклицанием княгини.
- Кто же меня возьмет после всех тех ужасных историй, которые со мной были? - проговорила та.
- Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!.. - захохотала неудержимо Петицкая. - Какие ужасные истории, - скажите, пожалуйста!
- Конечно, ужасные!
- Перестаньте, княгиня! - произнесла Петицкая как бы уже строгим голосом. - Разве повернется у кого-нибудь язык, чтобы обвинить вас в чем-нибудь? Напротив, все удивляются вам, и я знаю одного человека, который очень бы желал сделать предложение вам...
Княгиня при этом вспыхнула, но ничего не говорила.
- А вы даже не хотите и спросить: кто это такой? - присовокупила Петицкая.
- Не хочу, потому что знаю, что такого человека нет.
- Нет, есть! - возразила Петицкая с ударением. - И это именно барон!
- Вот глупости! - проговорила, еще более покраснев, княгиня.
- Почему глупости?.. Почему? - спросила настойчиво Петицкая.
- Потому что... - отвечала княгиня (она очень конфузилась при этом ответе), - он, я думаю, даже сердит на меня...
- Вы хотите сказать, что за ваши старые к нему отношения? - перебила ее Петицкая, очень хорошо понявшая, что хочет сказать княгиня последними словами. - Но вот видите, он все это вам простил и даже поэтому еще более вас ценит; отказать ему вам, по-моему, не только что не умно, но даже неблагородно и нечестно!
Княгиня только взглядом ответила приятельнице на такой ее резкий приговор.
- Конечно, нечестно! - повторила та. - Вы вспомните: полтора года он за вами следит, как самый внимательный дядька... - что я говорю!.. - как самый заботливый отец! - воскликнула Петицкая, раскрасневшись даже в лице от одушевления. - Я не говорила вам, но он, во весь наш обратный путь из-за границы, на всех железных дорогах брал для нас билеты, отправлял все вещи наши, хлопотал с паспортами, наконец, какое участие он показал вам во время смерти вашего мужа! Княгиня, все это надобно поценить! Таких расположенных и искренно преданных нам людей мы не часто встречаем в жизни.
Княгиня слушала молча свою подругу и хотя в душе сознавала справедливость ее слов, но все-таки произнесла как бы несколько холодным тоном:
- Я и ценю его очень!
- Но на словах мало ценить! - воскликнула Петицкая. - Надобно доказать это на деле: вдруг он теперь присватается к вам и получит отказ, - сыграть в третий раз такую незавидную роль, в его теперешнем положении, может быть, ему уже и не захочется.
- Тогда и теперь - две вещи разные! - проговорила, наконец, княгиня.
- Но теперь что же вы скажете ему? - приставала к ней Петицкая.
- А теперь еще и сама не знаю! - отвечала с усмешкою княгиня.
- Ну, так я знаю! - подхватила Петицкая, твердо будучи уверена, что если бы даже барон и не очень нравился княгине, то все-таки она пойдет за него, потому что это очень выгодная для нее партия, а потому дальнейшее с ней объяснение она считала совершенно излишним и при первой встрече с бароном прямо сказала тому, чтоб он не робел и ехал просить руки княгини.
Барон послушался ее и, приехав раз к княгине, сделал ей несколько официальным голосом предложение; она, как и надобно ожидать, сначала сконфузилась, а потом тоже отчасти официальным тоном просила у него времени подумать. Барон с удовольствием согласился на это.
В период этого думанья княгиня объехала всех близких и именитых родных покойного мужа, всем им объявила о предложении барона и у всех у них испрашивала совета и мнения касательно того, что не имеют ли они чего сказать против. Те единогласно отвечали, что ничего не имеют, и таким образом девятнадцатого декабря барон получил согласие на брак с княгиней, а в половине января была и свадьба их в присутствии опять-таки тех же близких и именитых родных покойного князя, к которым барон отправился на другой день с своей молодой делать визиты, а после того уехал с нею в Петербург, чтобы представиться ее родным и познакомить ее с своими родными. От слияния состояний двух жен у барона образовалось около полутораста тысяч годового дохода.
Г-жа Петицкая за услуги свои, оказанные по случаю женитьбы его на княгине, была награждена бароном еще тремястами рублей годового жалованья и в настоящем своем положении решительно расцвела, поздоровела, похорошела и даже успела приучить ходить к себе по вечерам в гости одного очень молоденького и прехорошенького собой студента.
* * *
Но что Елена?.. Как она живет, и какое впечатление произвело на нее известие о самоубийстве князи? Вот те последние вопросы, на которые я должен ответить в моем рассказе. Весть о смерти князя Елене сообщил прежде всех Елпидифор Мартыныч и даже при этом не преминул объяснить ей, что князь, собственно, застрелился от любви к ней.
Елену страшно поразило это известие, но она пересилила себя и как бы даже довольно равнодушно проговорила:
- Вот вздор какой!
