крайние термины суждения, а вместе с тем и их определенное единство.
Таким образом умозаключение есть вполне положенное понятие; первое поэтому есть разумное. Рассудок признается способностью определенного понятия, прочно удерживаемого для себя через отвлечение и форму общности. В разуме же определенные понятия положены в их целостности и единстве. Поэтому не только умозаключение есть разумное, но все разумное есть некоторое умозаключение. Деятельность умозаключения издавна приписана разуму; но с другой стороны о разуме в себе и для себя, о разумных основоположениях и законах говорится так, что не усматривается, как связаны между собою тот разум, который умозаключает, и тот разум, который есть источник законов и иных вечных истин и абсолютных мыслей. Если первый должен быть лишь формальным разумом, второй же порождать содержание, то именно по этому различению второй не может быть чужд форме разума, умозаключению. Несмотря на то, оба отделяются один от другого и при одном из них не упоминается о другом, так что разум абсолютных мыслей как бы стыдится разума умозаключения, и умозаключение кажется привходящим в действие разума лишь как бы извне. Но очевидно, как было только что замечено, что логический разум, рассматриваемый как формальный, должен быть по существу обнаружен и в разуме, имеющем дело с каким-либо содержанием; даже более: каждое содержание может быть разумным лишь через разумную форму. Обратиться здесь к весьма обычной речи о разуме нельзя потому, что она воздерживается от объяснения, чтo следует разуметь под разумом; это долженствующее быть разумным познание большею частью занимается своими предметами так, что оно забывает познать самый разум и различает и обозначает его лишь посредством обладаемых им предметов. Если разум должен быть познанием, знающим о Боге, свободе, праве и обязанности, безусловном, сверхчувственном, или сообщать о всем этом лишь представления и чувства, то отчасти последние суть лишь отрицательные предметы, отчасти же вообще остается нерешенным первый вопрос, {71}чтo такое есть во всех этих предметах, в силу чего они разумны. Это зависит от того, что бесконечное в них есть не пустое отвлечение от конечного, бессодержательная и неопределенная общность, но наполненная общность, понятие, которое определено и имеет в нем свою определенность таким истинным образом, что оно различает себя внутри себя и есть единство этих своих рассудочных и определенных различений. Лишь таким путем разум возвышается над конечным, условным, чувственным, или как оно может быть иначе определено, и в этой отрицательности по существу полон содержания, будучи единством определенных крайних терминов; но лишь таким образом разумное есть умозаключение.
Ближайшим образом умозаключение, как и суждение, есть непосредственное; поэтому его определения (termini) суть простые, отвлеченные определенности; оно есть таким образом умозаключение рассудка. Если остановиться на этом его виде, то разумное, хотя присущее ему и положенное, конечно в нем незаметно. Существенное в нем есть единство крайних терминов, связующий их средний термин и сохраняющее его основание. Отвлечение, поскольку оно удерживает самостоятельность крайних терминов, противополагает им это единство также, как столь же прочно сущую для себя определенность и таким образом понимает последнюю скорее, как не-единство, чем как единство. Выражение: средний термин (medius terminus) взят из пространственного представления и с своей стороны способствует тому, чтобы определения оставались одно вне другого. Но если умозаключение состоит в том, что в нем положено единство крайних терминов, если притом это единство понимается, с одной стороны, как частное для себя, а с другой, как лишь внешнее отношение, и существенным отношением умозаключения делается не-единство, то разум, коль скоро он есть последнее, не способствует разумности умозаключения.
Умозаключение существования, во-первых, в коем определения определяются столь непосредственно и отвлеченно, обнаруживает в нем самом, так как оно, как и суждение, есть их отношение, что оно содержит в себе не такие отвлеченные определения, но что каждое из них есть отношение к другому, и что в среднем термине частность положена не только в противоположность определениям крайних терминов, но и в нем.
Через эту свою диалектику оно обращается в умозаключение рефлексии, во второе умозаключение, – с определениями, как таковыми, в коих по существу имеет видимость другое, или которые положены, как опосредованные, какими они и должны вообще быть согласно умозаключению.
В-третьих, так как эта видимость или это опосредование рефлектируется в себя само, то умозаключение определяется, как умозаключение необходимости, в котором опосредывающее есть объективная природа вещи. Так как это умозаключение определяет крайние термины понятия также, как полноты, то умозаключение в соответствие своему понятию {72}или среднему термину и своему существованию или крайнему различению достигло своей истины и тем самым перешло из субъективности в объективность.
