Она не ответила Рихтеру, будто бы и не надо было ему отвечать. (Все отвечают, а Лена не отвечает.)
Помолчали.
— Элена! — покашляв, насмешливо сказал Миша, папин приятель. — Вы в курсе, что завтра в четыре утра идёт грузовик. Он не будет ждать… Так что, ежели вы хотите…
Она опять ничего не ответила и рассмеялась.
— Элена светик Григорьевна, убедительно вас прошу: поставьте будильник.
Она чуть-чуть повернула голову в его сторону. Дрогнула ленточка у неё в волосах.
— Так и быть, — сказала она. — Я поставлю будильник. Я встану…
Стоило Лене заговорить, как Миша весь просиял. Он сиял, а между тем притворялся, что ему почему-то очень смешно.
Сдвинув чёрные брови, Миша неотрывно смотрел на Лену.
Принялся растерянно переступать с ноги на ногу Катин папа.
Пробежал ветер, начал легонько раскачивать кроны деревьев.
Рихтер зевнул. Он один как будто не замечал Лены.
— Пора, однако, — ленивым голосом сказал Рихтер.
И все зашагали по пыльной дороге назад, к совхозу.
Глава VIII. О волке и миндале
— А вы сказки умеете?
— Гм… Не знаю. Могу попробовать… Ну и что ж, к примеру, мне, Катерина, на ночь глядя тебе рассказать? Про волка? Про Красную Шапочку?
— Про то, о чём говорили Лене.
— В том-то и дело, малыш, что мало времени у меня бывало для Лены…
— А почему?
— А потому что я разъезжал.
— А почему вы про это ей не рассказывали?
— В этом, Катя, великая несправедливость жизни. Дети у нас родятся, когда мы молоды. И деятельны. И наивны… Лене, когда Лена была мала, я по-настоящему и порадоваться не успел…
— А куда вы ехали? И зачем?
— По белому свету, Катя.
— На чём?
— Не на чём, а на ком… На лошади, на, верблюде и на осле… Один. Далеко…
— А я бы лучше на пароходе!
— Нет. В тех местах, где я был, далековато лежат моря… И нет, понимаешь, поблизости городов. В тех местах… Одним словом, я, понимаешь ли, Катерина, искал, где лучше растёт миндаль… Такая идея- фига! Я искал с юных лет ту землю обетованную, где он жизнеспособней, где у него бывает долгий период покоя… В общем, то волшебное место, где плодоносит дерево миндаля.
— Вы, наверно, очень любите орехи из миндаля?
— И люблю!.. А что? Ты просто не знаешь, Екатерина, что значит орех!.. «Хлеб будущего» — вот что такое орех… А знаешь, кто это сказал?.. Ага! Вот то-то… Это сказал Мичурин. А кто такой Мичурин? Не знаешь?.. То-то… Он — садовод. И не какой-нибудь, а волшебный! Но мы, однако, несколько отклонились от волка… И вот один раз было дело: ехал-ехал я на копе и увидал волка!
— И что-о?
— А ничего такого. Он, конечно, не растерялся и съел меня. Ты не веришь?.. Ну что же, воля твоя. Мне, признаться, в то время никто не верил. Все удивлялись: что за чудак такой, он думает только о миндалях! А чудак между тем ехал-ехал и увидал волка! И он его, понимаешь, съел… Но ты мне, ясное дело, тоже не веришь. Катя!
— Верю!.. Я — верю, — страстно сказала Катя.
— Но как же ты можешь в это поверить?.. Хоть намекни примерно…
— Обыкновенно… Лежу. И верю.
— И правильно делаешь. Ты лежи. И верь. И между прочим, нельзя упускать из виду того обстоятельства, что он съел не только меня. Он сожрал вдобавок Красную Шапочку… Но волку, как известно, можно разрезать брюхо… И вот ему разреза ли брюхо, и он остался при пиковом интересе… Смекаешь?
— А вы?
— Смекаю! Мы с Красной Шапочкой взялись за руки, а потом, понимаешь, опомнились и пошли каждый своей дорогой. Она — домой. А я — разыскивать дерево миндаля. И вот я увидал волка… Ах да, про волка я уже того… говорил. Он сидел, понимаешь, за каждым деревом…
— А зачем?
— А так! Он — волк. Что хотел, то и делал. Ясно?
— Не ясно. Он не сидел!
— Ага… Ну что ж… Пусть будет по твоему… Признаться, он действительно не сидел… Ты слишком вдумчивый человек, Катя, чтоб напускать туману… Про волка я того… Я немного перехватил…
— А про миндаль?
— Э-э, нет! Тут я, Катерина, говорил дело. Про миндаль не соврёшь! Это будет неуважительно… Он старый. Старше меня. Он, понимаешь, древний… Почётное семейство: розоцветных… Ну вот, к примеру, я и моя семья. Мы — Рихтеры. Ты и папа — тоже семья. Тебе какая будет фамилия?.. Клименко? А наша — Рихтер. А его фамилия — Розоцветный. Хороший и древний род…
Ещё когда нас с тобою на свете не было, и не было папиной и маминой мамы — бабушек и бабушек твоих бабушек, жил да был на свете миндаль. Он жил… И неплохо жил. Он рос на земле ещё за три, за четыре века до нашей эры… Погоди-ка… Век — это десять и ещё десять… В общем, десять по десять — сто. Смекаешь?
— Смекаю! Я знаю Эру. Она у нас во дворе живёт. И умеет прыгать через верёвочку.
— Ты гениальный человек, Катя! Эра прыгает через верёвочку!.. И вот тот орешек, которым я тебя угостил, — молодой и вместе с тем очень старый… Когда-то, давно-давно, миндальные деревья отлично плодоносили… Ну-с, а ты знаешь, что значит плодоносили? Несли на ветках плоды, В их зелёных пальцах лежали орехи… Миндаль! Его завезли в наш край из далёких стран…
Капля холода (миндаль не умеет расти без холода) и немного влаги… И вот… Одним словом, жил да был на свете миндаль — цветущий, плодоносящий… Но ведь это было давным-давно… А потом… Потом… Жил да был на свете один чудак. Он ездил по белу свету и разыскивал те места, где миндаль всё ещё плодоносит… Этот чудак, он ездил на лошади, на осле и верблюде. И всё больше верхом, верхом… И он ночевал, понимаешь ли, где придётся… Был драный, лохматый, грязный, оттого что случалось ему проезжать сквозь заросли… В таком духе, в таком разрезе…
— Ну?..
— А чего же тебе ещё?.. Ведь я уже намекнул про волка…
— Волка не было.
— Нет, он был. Были волки. И холод. И были деревья, деревья, деревья… Миндаль — повсюду… Хотя бы даже и у порога твоего дома… Но ведь твой миндаль… он не плодоносит…
— Не говорите так! Он хороший миндаль.
— Ещё бы! Великолепный. У него цветы… Они зацветают и осыпаются при малейшем холоде… И опять зацветают… И опять осыпаются… И так по нескольку раз… Поэтому он не даёт плодов… Он красив и лукав, миндаль. Но из таких деревьев, переколдовываясь, вырастают деревья другие — те, что ты видела на плантации. Тот чудак… он искал условия, чтобы вывести сладкий миндаль… Он искал условия для резинки от твоей шляпы: чтобы шапка крепко держалась на голове… И вот он нашёл условия для сладкого миндаля и для резинки от твоей шапки… Но резинки растягиваются… А миндаль — он лукав. Возьмёт и вдруг,