Ты Семену-то не сказывай.
— Боишься, да?
— А я без шуток... Вот вчерась бегал на конюшню, и, понимаешь ты, обоз повстречался! Прямо конца ему не видно, телега за телегой, а в каждой телеге люди лежат. Ранетые и есть которые совсем уже дошли. Ну, словом, готовые, мертвяки. Что ж, по-твоему, они сами себя так-то?
— То совсем другое дело, — возразила Надя. — Сколько дней бой шел, стрельба стояла. Не все ж пули мимо летели.
— Оно конечно, — согласился Василий и снова спросил: — Так не скажешь Семену?
— За кого ты меня считаешь? — рассердилась Надя. — Договорились, и хватит.
На улице, у самых окон, послышались выстрелы. Надя и Василий переглянулись... Значит, белые все еще держатся в городе? А как же слова Семена Маликова, будто их вытурили?
Под окнами послышался топот, пробежало несколько человек, а немного погодя раздался настойчивый стук.
— В калитку бьют, — прошептал Василий.
— Пойди спроси, кого надо. Только сразу не открывай.
— Сквозь ворота не пальнут? Может, подождем?.. Вроде как никого. Должно, ушли.
Но стук возобновился, стал настойчивее.
— Пойдешь? — нетерпеливо спросила Надя.
— Айда вдвоем, — предложил Василий.
— Пусти, — решительно сказала Надя, направляясь к двери.
— Сама хочешь?! Ни в жизнь! Может, там не знаю чего, а ты выпятишься. Не думай даже, лучше подождем.
Надя накинула шубейку и выскочила из комнаты. Василий двинулся было за ней, но остановился перед захлопнувшейся дверью и стал торопливо креститься, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью.
Какое-то время там было тихо. Потом в соседней комнате раздался шум сбивчивых шагов и голоса. Василий схватил свое ружье и хотел было скрыться, но не успел — в гостиную вошли Надя и Семен Маликов, поддерживая под руки Обручева. На Обручеве была студенческая форма, усы он сбрил. Лицо его было настолько бледным, что отдавало синевой, глаза закрыты.
Зачем они тащат его в дом? И что он за человек?!
— Ну, чего стоишь? — прикрикнул Семен. — Помогай давай! Да не бойся — живой, только без памяти... Здорово ушибли, сволочи!
Втроем они осторожно усадили Обручева в кресло, расстегнули тужурку. Семен приложил ухо к его груди.
— Дышит! Значит, отойдет... Будет жив, не помрет, — дружелюбно подмигнув Василию, сказал он.
— А кто это? — полюбопытствовал Василий.
Семен пожал плечами.
— Не знаю. Похоже, студент.
— Не ваш? — удивился Василий. Он не узнал Обручева.
— Первый раз вижу. Его по голове саданули, — пояснил Семен.
— Может, холодную повязку на лоб? — предложила Надя. — Надо же помочь человеку.
— Верно, тащи! — обрадовался Семен.
Надя принесла мокрое полотенце, осторожно протерла им лицо раненого, положила повязку на лоб. Губы и ресницы его чуть дрогнули, но глаза оставались закрытыми.
— Ну как? — нетерпеливо спросил Семен. — Лучше?
— Кажется, — нерешительно ответила Надя. — Бледность вроде бы проходит.
— А кто его так-то? — полюбопытствовал Василий.
— Кто? Бандюки, вот кто! — Семен со зла сорвал с себя солдатскую шапку, украшенную широкой красной лентой, и швырнул на стул.
— Какие еще бандюки? — недоверчиво спросил Василии. — Может, кто из ваших...
— Чего?! — гневно спросил Семен. — Не болтай зря!
— Нечайно могли, ненароком, — попытался оправдаться Василий.
— То-то что «ненароком», — передразнил его Семен. — Атаман уголовников из тюрьмы повыпустил. Оружие им дал, они и творят — жгут, грабят, бьют... Форштадт как подпалили вчера, до сих пор пластает. Мы всю ночь по городу шарим, вылавливаем их. Комиссар Кобзин приказал очистить город от нечисти. Вот и сейчас, иду по вашей улице и примечаю: во дворе купца Асхатова возятся какие-то типы, с винтовками, при красных бантах, ну совсем как наши. Только, думаю, чего им там делать? А они солому под крылец натащили и ну поджигать. Я к ним. И началась потеха. Их трое, я один. А патронов нет. Я прикладом. Тут он подоспел, — Семен кивнул на Обручева. — Я ору: лупи бандюков!..
— Подсобил? — спросил Василий.
— Так нас двое стало? Бандиты наутек. Мне-то ничего, а его задели по башке...
Василий посматривал то на Семена, то на незнакомца. И ему было странно слышать из уст Семена, самого настоящего красного, рассказ о схватке с бандитами, ведь в доме Стрюкова бандитами считали именно красных.
— Глядит! — воскликнул Василий, заметив, что Обручев открыл глаза.
Семен и Надя склонились над ним. Взгляд у раненого был мутный, подернутый дымкой. Трудно было понять, видит ли он что-нибудь или все еще без сознания.
— Живой? — заботливо спросил Семен.
Раненый услышал и понял вопрос: глаза его беспокойно забегали по сторонам.
— Где я? — чуть слышно спросил он.
— За каменной стеной, — дружески сказал Семен. — Тебя, дорогой товарищ, как зовут?
Словно стараясь что-то вспомнить, раненый пристально всматривался в Семена. Наконец, сообразив, кто перед ним, он тихо, но внятно сказал:
— Шестаков... Сергей...
Так поручик Обручев превратился в студента Сергея Шестакова.
— Вот здорово! — обрадованно воскликнул Семен, ни к кому не обращаясь и не поясняя, что же именно «здорово» — то, что раненый пришел в себя и заговорил, или то, что его зовут Сергеем. — Сережка, значит. А меня Семен Маликов. Понял?
Обручев кивнул головой. Это еле заметное движение вызвало новый приступ головной боли, к тому времени немного поутихшей. На короткое мгновение лицо Обручева исказила судорога, он закрыл глаза и крепко стиснул зубы, чтобы не закричать. Это не прошло мимо внимания Нади.
— Голова болит? — склонившись над Обручевым, спросила она.
— Кружится...
— Ничего, брат, — успокаивал его Семен, — покрепче будет. Только сам духом не падай. Договорились?
Обручев через силу улыбнулся.
— Во, видали его? Башка еле-еле на месте держится, а он лыбится. Родом-то откуда будешь или здешний?
— Из Актюбинска, — тихо сказал Обручев и, опираясь на подлокотники кресла, поднялся, но пошатнулся и, не подхвати его под руку Надя, грохнулся бы на пол.
Обручева снова усадили в кресло.
— Может, вам отдохнуть? — заботливо спросила Надя.
— Нет, нет, спасибо. И без того столько беспокойства. Я пойду.
— Вам нельзя, на ногах не стоите, — попыталась убедить его Надя.
Видя, что ее слова не достигают цели, вмешался Семен. Придвинув стул, он уселся поудобнее и голосом старшего, более опытного, внушительно заговорил:
— Ты, Сергей, вот что: никуда не собирайся, все равно не отпустим. Маленько оклемайся — тогда хоть на все четыре стороны. Так я говорю, Надя? Место в доме найдется?
