— Тем более, уважаемая Вера Николаевна. Вы многим рискуете. Очень многим. Очень...
Угроза?..
Она стремительно поднялась, жалея, что не сделала этого раньше.
— Вы идете со мной, Алексей Константинович?
— Я прошу вас не впутывать меня в эту... эту...— его губы нервно подергивались и тряслись, одни они только и жили на помертвевшем лице.— С меня достаточно...
— Значит, вы , решили пожертвовать ребятами, чтобы спасти...— ей хотелось крикнуть: свою шкуру! — но он был до того ничтожен и жалок в этот миг!
— Спасти честь школы,— договорил за нее Белугин, прихлебывая из стакана жидкий чай.— Честь школы, уважаемая Вера Николаевна!..
Ей повезло. В райкоме еще горел свет. Едва она вошла, девушка с веселыми кудряшками, сидевшая в пустой приемной, захлопнула книгу и резво ударила по клавишам пишущей машинки.
— Да, есть, но он занят...
На хлипкой, с облупившейся краской двери кабинета висела новенькая табличка под стеклом, в узенькой рамочке светлого багета: «Первый секретарь Е. Карпухин».
Вера Николаевна вдруг улыбнулась и вместо того, чтобы попросить девушку доложить, присела напротив двери. Время от времени она поглядывала на табличку, продолжая улыбаться; жесткие черты ее лица смягчились, и в глубине проснувшихся глаз засветилась несвойственная им добрая лукавинка. Девушка удивленно косила в ее сторону, продолжая стрекотать на машинке.
Открылся кабинет, из него вышла говорливая кучка ребят. Вера Николаевна услышала.
— Хоть бы в руках этот самый журнал подержать...
— Да ладно тебе, сказано — аполитичный...
Вера Николаевна поднялась, чтобы напомнить о себе. Девушка скользнула за дверь и через минуту вернулась.
— Занят...
— Долго еще?..
— Откуда я знаю? Приемные часы... Куда же вы?..
Но Вера Николаевна уже входила в кабинет.
— Вера Николаевна!
— Да, Женя, это я.
— Что же вы?..
— Но ведь часы приема кончились...
Секретарша растерянно постояла, потом уважительно и недоуменно посмотрела на дверь и тихонько вернулась на свое место. Снова греметь на машинке она не решалась — двери в райкоме были тонкие, да и, кроме того, она чувствовала себя неловко, заставив ждать странную и, вероятно, близко знакомую секретарю посетительницу. Она потянулась, поправила кудряшки и со вздохом подумала, как трудно угодить Карпухину: начнешь печатать — выскочит, велит прекратить; будешь сидеть сложа руки — устроит разгон: почему бездельничаешь?.. На всякий случаи она вытащила катушки с лентой и разложила их перед собой - так безопасней....
Из кабинета доносились голоса:
— Володя Михайлов? Он в порту...
— А Самохина помните?..
— Славу?..
— Да! Он еще у вас на уроке шпаргалкой подавился...
«Учительница», — сообразила машинистка.
Потом голоса стали глуше, и Карпухин сказал:
— Мы уже рассмотрели это дело со всех сторон, и я лично...
Наверное, она ответила ему резко, потому что Карпухин вдруг начал заикаться и басок у него сорвался:
— Н-н-нет уж, п-п-позвольте, мы не позволим, что бы нам... Пускай сначала п-п-покаются, а п- потом...
Кажется, она догадалась: речь шла о тех ребятах, которых разбирали сегодня на бюро... И еще об активе — уже несколько дней к нему лихорадочно готовился весь райком, сам Карпухин готовил доклад, и она дважды перепечатывала его на машинке. Инструктора читали какую-то пьесу и потрепанную тетрадку с заглавием «Прочь с дороги» и громко смеялись, а в докладе было много слов, начинающихся на «анти»: антипатриотичное, антиобщественное, антисоветские... Она работала в райкоме недавно и не понимала всего, что печатала, было ясно только самое главное: те, о ком говорилось в докладе, задумали совершить что-то нехорошее, даже страшное, и было удивительно, как эта учительница еще заступается за них.
А из-за двери слышались те же самые слова, которые имелись в докладе и начинались на «анти»,— их произносил Карпухин, — и другие: «талант», «смелость», «неопытность», «извратили». Учительница выговаривала их убежденно и негромко.
Она слушала с все нараставшим любопытством, и теперь ей почему-то хотелось, чтобы победила эта немолодая женщина, явившаяся в райком уже в десятом часу вечера, хотелось, быть может, просто оттого, что она чувствовала себя перед нею виноватой, и оттого, что Карпухин говорил с ней грубо, почти кричал, а ей вообще-то не очень нравился Карпухин. Она прокралась поближе к двери.
— Подумай, Женя, у тебя своя голова...
— Есть кое-что повыше, чем моя голова! И вообще — что вы меня учите!
— Такая уж у меня профессия, Женя, учить...
— Надо было раньше, Вера Николаевна, раньше! А теперь у меня другие учителя!
— Ничему хорошему, видно, ты у них не научился...
— А вы... Призваны воспитывать молодежь, а выгораживаете самых отъявленных... А на последнем пленуме ясно говорилось: искоренять...
— Сколько ты уже в партии?
Последовало молчание — и снова запальчивый карпухинский голос:
— Почти год!
— А знаешь, Женя, это не так уж много...
— Для меня вполне достаточно! Вы, может, двадцать лет в партии, а не понимаете, что партия требует...
Резко скрипнул отодвигаемый стул, раздались шаги — машинистка отскочила от двери. Ей показалось, что сейчас произойдет что-то страшное. Но она еле расслышала тихий голос учительницы, презрительный и печальный в одно и то же время:
— Нет, Женя, ты — еще не партия... Ты глупый и злой мальчишка, с которого надо бы снять штаны да хорошенько выпороть... Только так, чтобы все видели...
Карпухин выскочил вслед за нею, с красным ошпаренным лицом и яростно поднявшимися реденькими волосками на плешивой макушке:
— Вы еще ответите за свои слова, Вера Николаевна! Это-то я вам устрою!
Она остановилась у выхода, посмотрела в его сторону пустым, ушедшим в себя взглядом — и вышла.
Закрыв глаза, Карпухин с силой провел тугим кулаком по плоскому лбу — и только теперь заметил машинистку, которая стояла, прижавшись к стене затылком.
— Тебе тут что нужно? — заорал он, до предела выкатив свои маленькие глазки,
— Я... печатаю...
— Домой! Марш домой! — прокричал он так, что на шее проступили набухшие вены. — Марш! Дождетесь вы у меня — все запляшете!...— Он бросился в кабинет. Вздрогнули стены. Листы, лежавшие возле машинки, посыпались на пол. Подпрыгнула, звякнула и упала, брызнув осколками, табличка в рамочке светлого багета...
Женя Карпухин... Как же, когда же он стал таким?.. Встречаясь мимоходом с ним на улице, она
